Пистолет Николай Абрамович засунул за пояс.
Обращаться с оружием он умел, и умел довольно неплохо. После войны так вышло, что в Союз он не вернулся, не к кому было возвращаться, семья погибла. Вместо этого он отправился в Палестину. Вот там, в 1948-м, и научился обращаться с оружием, оттачивая свои навыки в боях с Арабской армией освобождения. В Россию попал только для того, чтобы перенестись в прошлое, в Маутхаузен, так как у израильских туроператоров такого маршрута не было. Более того, свой бонусный эпизод Николай Абрамович также планировал провести в Маутхаузене. Он провел уйму времени в библиотеке, анализируя события, происходившие в лагере в последние месяцы после его побега, и пришел к выводу, что гибель его брата наиболее вероятна в течение нескольких дней сразу после побега заключенных из блока смертников. Тогда озверевшие эсэсовцы сначала разделались с заключенными двадцатого барака, которые ввиду физического истощения или полученных травм были не в состоянии бежать, и их просто забили до смерти, а уж затем принялись за остальной лагерь, и по баракам прокатилась волна децимации.
Засунув озябшие руки в карман, Николай Абрамович с удивлением обнаружил так и не использованные пилюли. Обезболивающее — две таблетки. «Очень вовремя, как раз минут через пять подействуют», — подумал он и проглотил обе.
Австрийцы подходили все ближе, Николай Абрамович начал различать уже отдельные фразы.
— Господа, если чуть поспешим, минут через тридцать выйдем на расстояние, достаточное для точного огня!
Немецкий Николай Абрамович понимал довольно неплохо, поэтому прозвучавшую фразу одного из преследователей, обращенную к своим попутчикам, прекрасно понял.
«Ошибаешься, уже вышли!» — подумал старик и осторожно приподнялся над камнем.
Как он и предполагал, преследователи как раз находились метрах в двухстах от его убежища и, увлеченные разговорами, пропустили его появление.
Основание холма было покрыто прошлогодней травой, сейчас пожухлой, посеревшей и опавшей, но все-таки значительно ухудшающей прицеливание в серые силуэты немецких овчарок. На счастье Николая Абрамовича, большая часть преследователей уже выбралась на скальную крошку и была видна как на ладони. Используя камень как упор для винтовки, старик прицелился в пса, идущего прямо на его позицию, задержал дыхание и через мгновение выстрелил.
Ружейный выстрел спустя мгновение потонул в визге бедного животного, отброшенного пулей на несколько метров назад.
Николай Абрамович передернул затвор, перевел винтовку на следующую цель, прицелился. Снова выстрел, сопровождаемый собачьим визгом.
Немцы среагировали: слева донеслась автоматная очередь, и камень рядом с рукой старика разлетелся на осколки, но Николая Абрамовича это не волновало, все его внимание было приковано к последней цели.
В отличие от двух других, хозяин последней собаки понял, кто является целью нападения, подтянул к себе за поводок питомца, ухватил его за ошейник и попытался укрыться за камнем, полностью закрывая собаку своим корпусом. Не мешкая, Николай Абрамович взял его спину в кожаном плаще на прицел и выстрелил. Пуля попала в левую часть спины, крутанула человека вокруг своей оси, сбив с ног. Освободившаяся собака бросилась вперед, и следующий выстрел оборвал и ее жизнь.
«Все успел, теперь можно и людьми заняться!»
Закончить мысль Николаю Абрамовичу не дали — сильный удар в левое плечо отшвырнул его на метр назад. Винтовка вылетела из рук и скатилась за камень.
Сколько времени Николай Абрамович пролежал в отключке, он не знал, но к тому моменту, когда пришел в себя, стрельба прекратилась, и до него стал доноситься шум шагов множества ног. Но самое неприятное было не это.
Николай Абрамович отчетливо расслышал лай. Судя по звуку, оставшаяся в живых собака была небольшой, и, возможно, по этой причине Николай Абрамович ее и не заметил в зарослях прошлогодней травы. Теперь выходило, что все его старания были напрасны: чтобы снова выйти на след беглецов, и одной шавки будет достаточно.
Николай Абрамович попробовал пошевелить рукой, но та не двигалась, лишь боль в руке стала острее. Видимо, пуля разбила кость. Для такого ранения боль была не сильная, видимо, ее гасило заранее выпитое обезболивающее.
Правой рукой вытащив из-за пояса «вальтер», Николай Абрамович максимально быстро, насколько позволяло его состояние, поднялся на ноги.
По-видимому, без сознания он пролежал больше, чем казалось, так как, встав в полный рост, в двадцати метрах от себя сразу за камнем увидел преследователей. Немцы, видимо, считали его погибшим, так как его появление для них также было полной неожиданностью и вызвало некоторую панику — вместо того чтобы стрелять, они попадали на землю, ища укрытия за камнями и в расщелинах.
Вниманием Николая Абрамовича сразу же полностью завладел один из австрийцев.
В высоких сапогах и элегантном охотничьем костюме, он левой рукой держал карабин, оборудованный оптическим прицелом, а правой за поводок маленькую рыжую таксу.
Боясь, что не успеет, Николай Абрамович вскинул пистолет и, почти не целясь, выстрелил. Пуля ударила в метре от австрийца. Отшвырнув винтовку в сторону, австриец бросился наутек, таща за собой собаку.
Николай Абрамович двинулся в его сторону, пулю за пулей выпуская в бегущего. Наконец одна из них попала охотнику в ногу, и, охнув, тот повалился на землю. Следующий выстрел достался его собаке, пуля смахнула ее с камня, на который она заскочила.
Порадоваться Николаю Абрамовичу не дали, уже в следующее мгновение он полной грудью поймал автоматную очередь, выпущенную с расстояния в десять метров.
42
Вся серьезность ситуации, в которой они оказались, дошла до Эдика в тот самый момент, когда он увидел трупы Алексея и Светланы. Получилось так, что с его места в колонне было прекрасно видно, как их за ноги привязывают к БТРу.
Начиная с этого момента Эдик начал активно думать над тем, как выжить в этом аду. Свой первоначальный план пойти и все рассказать он отмел сразу же, после того как немцы, не церемонясь, застрелили на перроне несколько человек. Брошюру, выданную в турагентстве, Эдик прочел (вернее, пробежал глазами) и знал, что произойдет в лагере в ближайшие дни. Запомнил он и про децимацию. Поэтому предложение старосты барака вступить в зондеркоманду, сделанное наиболее крепким узникам, он воспринял как дар богов, дающий отличную возможность продержаться здесь три дня. Еще со школы молодой человек знал, что узникам зондеркоманд позволялись некоторые привилегии, в частности, они не подвергались наказаниям наравне с остальными заключенными (правда, при этом периодически полностью уничтожались немцами как ненужные свидетели), что давало отличную возможность избежать участия в децимации.
К сожалению, брошюра содержала лишь общую информацию о событиях последующих трех дней, и такие конкретные вопросы, как: будут ли в децимации участвовать узники из зондеркоманды, в ней не освещались.