— Прошу вас, не уходите, мисс Олдридж, — обратился к ней мистер Карсингтон. — Мы с вашим отцом беседовали о египетских финиковых пальмах. И мне хотелось бы выслушать ваше мнение.
Возможно, его улыбка означала совсем не то, что она подумала. Может быть, он с облегчением улыбнулся, когда она прервала смертельно скучную лекцию по ботанике.
Отец указал жестом на кресло, с которого поднялся, и Мирабель опустилась в него. Как ни была она смущена, сбежать у нее не хватило духу. Хотя лекция по ботанике едва ли могла быть более опасной для здоровья, чем передозировка опийного препарата, но с ней был связан риск. От финиковых пальм отец мог перейти к камфорным деревьям Суматры, а в этом случае мистер Карсингтон наверняка выбросился бы из окна.
— Мы говорили о том, что молодые люди отдают дань грехам молодости, — сказал отец, — и я пришел к выводу, что это закон природы. Я рассказывал мистеру Карсингтону, что в Древнем Египте культивировались только женские разновидности финиковой пальмы. Для их оплодотворения привозили из пустыни дикие мужские экземпляры.
— Я не мог понять, зачем было египтянам брать на себя такой труд, — произнес мистер Карсингтон. — Почему бы не выращивать наряду с женскими и мужские пальмы. Но вы гораздо лучше меня разбираетесь в вопросах сельского хозяйства. Я хотел бы услышать ваше мнение.
— По-моему, это объясняется тремя причинами, — произнесла Мирабель. — Традицией, предрассудками или — боюсь, это не всегда является правилом в сельскохозяйственной практике — тем, что дикие мужские растения дают плоды либо в большом количестве, либо более высокого качества.
— В Вавилоне мужские соцветия с диких финиковых пальм подвешивали над женскими растениями, — сказал отец. — Этот способ применяли также многие народы Азии и Африки.
— Судя по всему, это широко распространившаяся практика, — сказала Мирабель. — Однако я не улавливаю связи с человеческими грехами молодости. Насколько мне известно, у финиковых пальм нет ни умственных способностей, ни принципов. Они не могут решать, как надо действовать, и руководствуются исключительно законами природы.
— Но молодежь чаще руководствуется чувствами, чем интеллектом и моральными принципами, — заявил ее отец. — И может ли кто-либо из вас утверждать, что за прошедшие десять лет нисколько не изменился? Мирабель в то время находилась в Лондоне, разбивала сердца многочисленных поклонников.
Мирабель уставилась на отца. Уж не ослышалась ли она.
— Так вы и в самом деле разбивали сердца? — произнес мистер Карсингтон. — Весьма любопытно. Вы с каждой минутой становитесь все более загадочной, мисс Олдридж.
Взгляд, которым мисс Олдридж одарила отца, дорогого стоил. Так по крайней мере показалось Алистеру. Если бы на голове ботаника выросли пальмовые листья или появились гроздья плодов, она не выглядела бы более ошеломленной.
Однако Мирабель быстро взяла себя в руки и, покосившись на Алистера, воскликнула:
— Что за вздор!
— Вы не рассказывали мне, что были в Лондоне, — произнес он.
— С тех пор прошло много лет, — объяснила она. — Вы тогда еще не родились.
Он рассмеялся.
— Именно этого, несомненно, желал мой отец. Примерно лет десять назад я поднял мятеж возле Кенсингтонгейт.
— Мятеж? — удивилась она.
— А вы не знали? Об этом писали все газеты.
— Не помню, — произнесла она.
— Наверное, у вас голова была не тем занята. Вы разбивали сердца.
День выдался серый и унылый. Казалось, ему не будет конца. Алистер пребывал в мрачном настроении. Как всегда.
Потом в комнату вбежала она, и ему показалось, что сердце его от радости вырвется из груди.
Глупое сердце. Она разобьет его и забудет об этом так же быстро, как забыла обо всех остальных. И поделом ему. Надо было запереть свое сердце на замок и сосредоточиться на деле. Но где найти силы, чтобы устоять против нее, подавить радость, которую он почувствовал, когда она вошла в комнату?
Она наклонилась к нему и прошептала:
— Умоляю, не слишком доверяйте тому, что говорит отец о моем пребывании в Лондоне. Не знаю, почему вдруг ему пришло в голову, что я роковая женщина. Возможно, он перепутал меня с моей тетушкой Клотильдой. Она была известной красавицей. Да и сейчас еще хороша. У нее отбою не было от мужчин.
— Может, это семейная черта? — шепнул Алистер в ответ. Она с удивлением взглянула на него и покраснела.
— Вы что, флиртовать со мной вздумали?
Ах, если бы все было так просто и невинно. Но игра, которую он затеял, была значительно опаснее флирта.
— А вы возражаете? — спросил он.
— Нет. — Она нахмурилась. — Не сомневаюсь, что вас это забавляет больше, чем финиковые пальмы. Но у меня давно не было практики, и… — Она умолкла и окинула взглядом комнату. — А где отец? Где Кру?
Алистер тоже огляделся. Никого, кроме них, не было.
— Нас, похоже, бросили на произвол судьбы, — тихо произнес он. — Что же, воспользуйтесь случаем.
— В каком смысле?
— Я беспомощен, прикован к креслу. Не в состоянии перенести вес своего тела на левую ногу. Словом, я целиком в вашей власти. Разбейте мне сердце, прошу вас. Разбейте — и дело с концом.
— Вы бредите, — промолвила она. — Наверное, отец рассказал вам о камфорных деревьях? Надо предупредить миссис Энтуисл, чтобы она не позволяла…
— Ладно. Если вы позволите мне покинуть кресло… — Алистер стал подниматься.
Она вскочила, уперлась рукой ему в грудь, стараясь снова усадить в кресло.
Он взглянул на нее. Она словно замерла, не сводя глаз с его лица. Потом коснулась ладонью его щеки.
Это прикосновение подействовало на Алистера, как вспышка молнии.
Он забыл о границах, которые джентльмен не вправе перейти, и прижался губами к ее теплой руке.
У него участилось дыхание. С тех пор как она в предрассветный час покинула комнату, все его мысли были о ней.
И теперь, прикасаясь губами к ее ладони, он буквально упивался ее ароматом. Рука ее дрожала, но она не убрала ее, а когда он поцеловал ее запястье, то почувствовал, что пульс ее бьется также учащенно, как и его сердце.
Рука на его щеке сжалась в кулачок, и он поцеловал костяшки пальцев.
В этот момент послышалось тихое покашливание.
Подавив желание выругаться, Алистер повернулся к слуге и сказал:
— А-а, вот и ты, Кру. А я-то думаю, куда это ты запропастился.
— Прошу прощения, сэр, — сказал слуга. — Поскольку здесь оставался мистер Олдридж, я подумал, что мое присутствие не требуется, и отправился заниматься своими делами.
— Насколько я понимаю, во всем виноваты финиковые пальмы, — невозмутимо заметила мисс Олдридж. — Из-за них я довольно часто оказывалась в самых отдаленных уголках дома. Когда возникает эта тема, самое разумное — бежать куда глаза глядят. Я преклоняюсь перед твоей сообразительностью, Кру. — Она взглянула на Алистера. — Наверное, мне также следует предупредить вас относительно камфорного дерева с Суматры. Отец недавно прочел посвященную этой теме статью в «Эйшиэтик джорнел».
