Я рассмеялся.
— Это правда. Лошади викингов. Если у нас будет десять или двенадцать лошадей, мы сможем представить их так, словно их пятьдесят. Я пошлю Зигги вместе с агентом на поиски. Они наймут транспорт для перевозки лошадей в Бергене.
— Но разве не дешевле будет, — рассудительно спросил О'Хара, — использовать местных диких лошадей?
— Во-первых, — ответил я, — здесь их нет. Во-вторых, настоящие норвежские лошади найдут достойное отражение в рекламе.
О'Хара проложил себе дорогу сквозь шаткие обрывки декораций и остановился у высокого окна, за которым открывался серо-зеленый пейзаж Хита. Неожиданно он обернулся; против света я не видел выражения его лица.
— Я устрою это, — сказал он. — Я помогу Зигги. Тебе следует заниматься только фильмом.
Я кивнул: «Хорошо», и мы, весьма довольные друг другом, спустились во двор, как всегда, расписались в журнале у сторожа и пошли к автомобилю.
— Знаешь ли ты, — сказал я, словно ведя светскую беседу, — что некогда ведьм вешали?
— Так. Однако я удивлен, что он этого не сделал. Это хорошо сочеталось бы с призрачными любовниками, как ты думаешь?
О'Хара моргнул.
— Последний раз в Англии ведьму вешали в 1685 году, — сообщил я. — К тому времени казнили более тысячи человек, обвиненных в колдовстве, в основном женщин. Я читал об этом. Но само ведовство существовало после этого еще долгое время. Гойя нарисовал летящих по небу ведьм примерно в 1800 году. Люди продолжают следовать старым традициям по сей день. Я думаю, невозможно, чтобы повешение ведьмы произошло в Ньюмаркете всего двадцать шесть лет назад, но полагаю, что Говарду не повредит, если вставить сцену-другую, дабы посеять сомнения.
ГЛАВА 9
Чувствуя неожиданную радость от факта наличия у меня шофера, я ехал в Хантингдон, по дороге размышляя о предстоящей репетиции и о своей беседе с Говардом. Когда я вместе с О'Харой вернулся в отель, Говард был в своей комнате. Он, хотя и неохотно, согласился пройти в мою гостиную.
— Говард, — начал я, — ваше имя неотделимо от этого фильма. Вы можете писать блестяще. Вы можете одобрять или не одобрять сюжет фильма, но слова в нем по большей части принадлежат вам, и о вас будут судить по ним.
— Некоторые слова — ваши, — возразил он.
— Я предпочитаю ваши. Я только пишу то, что не можете написать вы.
Он мог сколько угодно жечь меня взглядом, но оспорить это утверждение не мог.
— Итак, — сказал я неспешно, — я прошу вас написать сцену, подразумевающую, что эту женщину повесили за то, что она была ведьмой.
Он был возмущен.
— Но она не была ведьмой.
— Откуда вы знаете?
— Она была сестрой Одри Висборо! — Судя по его тону, это должно было развеять все сомнения.
— Обдумайте это, Говард. Вложите эту мысль в чьи-нибудь уста. В чью-нибудь голову. Всего лишь название статьи в журнале может многое дать. Заголовок — «Осталось ли ведовство в прошлом?» Что-нибудь подобное. Но не помещайте эту сцену в следственный кабинет Жокейского клуба, его декорацию уже разобрали.
Говард выглядел так, словно собирался уступить, и даже проявлял интерес.
— Ее настоящее имя было Соня, — сказал я.
— Да, я знаю.
— Висборо сказали вам?
— Почему они не должны были этого сделать? — сразу же встопорщил он иглы. — Они все были очень любезны.
Я подавил желание сказать, что почему-то «Барабанный бой» был крайне нелюбезен, и отправился по своим делам.
Мой помреж Эд, у которого обычно был свой собственный ассистент, сейчас, как всегда для сцен с толпой, навербовал еще несколько помощников. Жители Хантингдона, явившиеся на ипподром во вполне достаточном количестве, были распределены, расставлены по местам и, в общем, приведены в хорошее настроение в соответствии с жесткими инструкциями, данными мною Эду при его отъезде. Инструкции гласили, что пришедшие люди должны быть счастливы и должны захотеть прийти на следующий день, а затем еще на третий. Соблазнять леденцами. Веселить шутками. Нэш — ах, сам Нэш! — должен будет раздавать автографы всем желающим.
Руководящий состав Хантингдонского ипподрома был приветлив и любезен. Контракты, оплата, страховка, меры безопасности, полиция — все было предусмотрено. Предполагалось, что мы завершим дела и освободим место к пятнице, а они, если смогут, обеспечат нас всем, о чем мы попросим. Если потребуется ремонт, то его можно будет сделать до того, как в следующий понедельник ворота ипподрома откроются для обычных состязаний.
Наши лошади, наши жокеи, наша толпа, наши актеры должны были реалистично сыграть свои роли к вечеру во вторник. Трудно, но возможно.
Я молился о том, чтобы не было дождя.
Эд выбрал людей, которые должны были стоять в паддоке, изображая владельцев и тренеров. Остальным было велено толпиться вокруг и глазеть. Настоящие профессионалы стипль-чеза появились в паддоке в жокейских цветах и присоединились к каждой группе. Они не были неизменными чемпионами скачек, но тем не менее являлись экспертами и получали хорошую плату. Наши грумы собрались вокруг лошадей, седлая их, взнуздывая и привешивая номера. Все это уже начало выглядеть как подготовка к скачкам.
Настоящие скачки, конечно, будут сниматься отдельно, в следующий понедельник, под руководством Эда: взятые широким планом полные трибуны, движение огромных толп, букмекеры, выкрикивающие ставки. Все это будет вставлено в наши сцены, и соединение настоящего с сыгранным будет незаметно — только бы не было дождя.
Сиббер стоял в паддоке вместе со своей женой (Сильвой), и я разместил дублера Нэша на таком расстоянии, чтобы всем был заметен хмурый взгляд. Монкрифф бегал вокруг со своей камерой, желая поймать интересный архитектурный фон. Все это, как обычно, потребовало некоторого времени, но я отослал горожан по домам так скоро, как только было возможно. Скука была моим врагом: дайте им заскучать, и они не придут завтра. Каждый ребенок на прощание получил воздушный шар (с надписью «НЕСПОКОЙНЫЕ ВРЕМЕНА» синим по серебряному), раздавали шары с шутками и благодарностью.
Жокеев попросили остаться в паддоке для краткого совещания. Когда я вернулся туда, они стояли, сбившись в кучки, и смотрели недоверчиво и угрюмо.
Не понимая такого отношения, я начал:
— Завтра вам предстоит просто притворяться, что проходят нормальные скачки. Делайте то, что обычно делаете перед тем, как выйти на старт.
Один из них почти враждебно перебил меня:
— Это правда, что вы когда-то были жокеем-любителем?
— Ну да, в течение трех сезонов.
