Его, конечно же, накрыла тоска по мальчику, который даже не был его плотью и кровью. Ральф удивлялся: почему сейчас, рядом с женой, под крышей собственного дома, ему так хочется снова обрести Энди. Просто он так долго лелеял эту мечту, и ничто не могло ее заменить, ничто не могло восполнить его потерю. Этот мальчик, ребенок, которого он предал, которого возможно, полюбил, ушел, но ведь мог и вернуться, как когда-то вернулся сам Труит. Здесь Тони мог бы заняться бизнесом, научиться делу и способам управления людьми, которые работали на Ральфа. Познакомился бы с их жизнью, их трудностями, их маленькими победами. Антонио. Энди. Тони Моретти. Незнакомец ставший красивым беззаботным мужчиной. Ральф пытался его представить. Вообразить того, кого не знал, кого когда-то избивал. Сына первой жены. Его блудного сына, для которого двери дома распахнуты.
Кэтрин подле него заснула. Ее медленное дыхание наполнило воздух очарованием. Их окружала темнота. Она лежала на половине кровати, что пустовала двадцать лет. Миссис Ларсен увидит следы их соития — запачканные простыни. Поймет, что он уже не один. Улыбнется. От мысли при этом Ральф смутился. С помощью мелких деталей можно так много выяснить.
Бесполезно. Он сел, спустил ноги на пол. Задрожал от холода. Каким бы сильным ни было его тело, какой гладкой ни была бы кожа, он уже не молод. Он не может все изменить. Позади уже слишком много, а впереди — мало. Вдруг Ральф почувствовал конец своей жизни. Почувствовал сердцем. Костями. Затрудненным дыханием. Кровь бушевала от удовольствия, а мозг сосредоточился на смерти. Его положат в землю, рядом с родителями. Он окажется в аду, будет вечно терпеть боль от материнской иглы.
Поняв что Антонио потерян навсегда, Ральф ощутил как в нем. что-то умерло, исчезла надежда, помогавшая преодолеть годы одиночества. Он имел так много и сам не понимал, почему так сосредоточен на одном. Объявление и жена, притворявшаяся не той, кем была на самом деле, детективы, деньги, надежда, ожидание — все это было ради одной цели, ради мечты об Антонио. И теперь Ральф думал, что никогда не увидит сына.
В окна глядела луна. Бледно-голубой свет упал на стакан с водой подле кровати, и он вдруг испытал такую жажду, что, казалось, вот-вот погибнет. Он протянул руку, взял стакан, немного подержал его. Понюхал и секунду поколебался. Потом выпил сразу всю воду. С первым глотком, при слабом запахе и горьком привкусе, Ральф понял, что в воду что-то добавлено. Он изучил дно красивого итальянского стакана. Посмотрел на красивую жену, спавшую, точно ребенок, и освещенную лунным светом. Вспомнил Флоренцию, свои праздные дни. И догадался, что его отравляют.
Но ему это было безразлично. Теперь ему все стало безразлично.
Глава 18
Мышьяк. Порошок наследства, как его называли в старину. Он был в пище, в воде, на одежде, на щетке для волос, Ральф чувствовал его, когда причесывался по утрам. Он улавливал его запах. Ощущал на языке и в горле. Не все время, не каждый день. Поначалу эффект был тонизирующим. Ральф казался себя сильнее. Кожа его стала румяной и чистой. Сердце крепко стучало в груди. Волосы были блестящими, голубые глаза — чистыми и пронзительными. Многие обращали внимание на его вид. Люди, которые раньше никогда не высказывались по поводу его внешности, уверяли теперь, что Ральф Труит помолодел лет на десять. Они думали, что причиной тому новый брак.
Несмотря на душевные муки, Труит жил как прежде. Он был любезен с рабочими, держался с ними ровней, но умирал и знал об этом. Доброта — вот и все, что у него осталось.
Кэтрин была с ним исключительно нежна. Она внимательно его выслушивала, когда он говорил, а говорил он часто — о своих делах, о планах. Однако ни разу не обмолвился, как тяжело у него на душе, никогда не упоминал о сыне или о том, что хотел смерти, но боялся долгого болезненного процесса угасания. Ральф хотел сказать, что Кэтрин поступает правильно, что когда все закончится, деньги перейдут к ней. Он написал завещание, пока она была в Сент-Луисе. Он не верил, что Антонио когда-нибудь приедет и заявит свои права на наследство. Ральф не сказал всего этого: не смог. Он бы в шоке от того, что делает Кэтрин, но молчал. Он был ее единственным сообщником.
Голос жены звучал для него музыкой.
— До сих пор у меня не было ни минуты покоя, — заметил Труит, — Двадцать лет. Ни минуты счастья. Ты дала мне это, и я благодарен. Ты даже не представляешь, насколько!
Они сидели за длинным столом после ужина.
— Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Подарю тебе все, что угодно. Буду произносить те слова, какие желаешь услышать.
Ральф взял свою жену за руку. Кэтрин знала, что он говорит правду.
— Чего еще я могу хотеть? Я ждала такого, как ты. Больше мне ничего не надо. Я боялась, что разочаруюсь. Строила планы на случай, если решу сбежать. У меня были драгоценности, совсем простые. Я потеряла их в ту ночь, когда понесли лошади. Я взяла их с собой на случай, если они понадобятся при побеге. Я не догадывалась тогда, что… И как мне все это досталось? Спасибо объявлению.
Кэтрин рассмеялась; ее смех журчал, словно вода, льющаяся с высоты. И Ральф улыбался, думая о своей глупости.
— Я мог обратить внимание на кого-то другого.
— А я могла послать тебе свою фотографию а не Индии, и ты бы меня не выбрал. Ведь были и другие объявления.
— Десятки. Все добродетельные. Вдовы. Молодые почти девочки. Моложе тебя. Охотницы за деньгами
— Тогда почему ты предпочел меня?
— «Я простая честная женщина», — это ты написала. Простое честное лицо. Я понял это сразу. После чего отмел остальных.
— Но там было не мое лицо.
— Да, верно.
— Ты не жалеешь?
— Нет.
— Что ты сделал с письмами? С письмами от других женщин?
— Сжег. Устроил во дворе большой костер.
Наконец они переселились в большой дом. В качестве свадебного подарка молодой жене Труит установил модные ванные. В здании провели электричество, лампы прислали из Чикаго. Ральф устроил современную кухню для миссис Ларсен, хотя она и уверяла, что ей это не нужно. Все остальное было прежним.
Из старого жилища они взяли дорогую мебель. Упаковали стулья и столы, перевезли в повозках в большой золотистый дом и поставили туда же, где они находились двадцать лет назад. Ральф отдал фермерский дом Ларсену, оформив это официально.
Вилла родилась заново. Чета Труитов сидела рядом за длинным столом в обеденном зале с фресками на стенах. За окнами выл ветер, но в камине пылал огонь. Тихо рассуждали о любви и о практических делах. Кэтрин переодевалась к ужину. Играла для мужа на фортепьяно. Читала ему Уитмена в желтом салоне, расположившись подле камина громадных размеров.
Они устраивали небольшие торжественные вечера, у них бывали люди, нуждавшиеся в расположении Труита. Врачи, юристы, судьи с молчаливыми женами. Как-то пришел губернатор. Просил денег, и Труит дал их. Вечера не были интересными, зато еда, как всегда, была великолепной.
