слепая вера в меня станет твоей погибелью, — предупреждаю я ее. И моей тоже. Но эту часть я оставляю при себе.
— Я не боюсь смерти, Доминик. Я боюсь, что не смогу жить, — говорит она, не сводя с меня взгляда. Она никогда не разрывает зрительного контакта. — Я никогда не чувствовала себя более живой, чем когда ты внутри меня. Дай мне почувствовать себя живой, Доминик.
Мои глаза блуждают по ее телу. Люси не стесняется своей наготы. Эта ее черта мне чертовски нравится. Я прижимаю свой ремень к ее шее. И, не дожидаясь и не спрашивая, согласна ли она с тем, что я собираюсь сделать, я привязываю ее тело к столбу. Меня не должно удивлять, что она не пытается вырваться. Остановить меня. Я отступаю назад и оглядываю сарай. Найдя на одном из верстаков кусок веревки, я беру его.
Мои глаза не отрываются от Люси, пока я связываю ее запястья вместе. Затем, подняв веревку над ее головой, я наблюдаю, как двигаются ее руки, после чего закрепляю концы на металлическом крюке, висящем над нами. Я делаю шаг назад и любуюсь своей работой. Моя Пчелка… связанная, голая и пойманная в ловушку.
В моей власти.
Глава 24
Взгляд Доминика пронзает меня насквозь, вызывая волну жара, которая разливается по всему телу. Когда я смотрю в его темные глаза, меня охватывает сомнение. Я только что позволила ему себя, голую, привязать к чертову столбу. И все потому, что я жажду удовольствия, которое, как я знаю, он может мне дать. Но еще я хотела доказать ему и себе, что не боюсь его. В глубине души я знаю, что он не причинит мне боли… Конечно, надеюсь, моя интуиция не подводит меня. Я должна верить, что под тьмой скрывается добро. Или, по крайней мере, я рассчитываю на то, что его одержимость будет движущей силой, которая сохранит мне жизнь.
Я знаю, что он следит за мной уже некоторое время. Не сомневаюсь, что именно из-за него у меня в последние несколько месяцев начался период затишья5. Я продолжаю напоминать себе, что если бы он хотел убить меня, то уже бы сделал это. Что-то я не припомню, чтобы Тед Банди так долго оставлял своих жертв в живых. Или чтобы он предупреждал их заранее. Я имею в виду, если бы мне действительно суждено было встретить свой конец здесь, он бы точно не стал предупреждать меня… не стал бы пытаясь остановить себя… или сдерживать свои низменные инстинкты…
Кроме того, он сказал, что хочет убить меня, а не то, что собирается это сделать. Я знаю! Семантика и все такое, но, тем не менее, это должно что-то значить.
— Тебе действительно следовало убежать, — говорит Доминик, огибая столб, к которому я привязана.
— Что в этом веселого?
— Ты была бы далеко от меня. В безопасности, — возражает он.
— Мне хорошо там, где я нахожусь. — Я смотрю ему в глаза.
Он усмехается.
— Ты знаешь, почему свиньи — единственные животные, которых я купил для этой фермы?
Я качаю головой и смотрю в сторону загона.
— Они облегчают процесс утилизации. Они съедают 99 % человеческого тела. Практически не оставляя следов. — Кончики его пальцев скользят по моей щеке. — Это было бы такое прекрасное зрелище, — шепчет он.
— Что именно? — Спрашиваю я.
— Твоя смерть.
Я не знаю, как реагировать. Кто говорит подобное дерьмо? И почему сейчас я чувствую влагу между бедер? Почему меня заводят его угрозы?
— Я чувствую твой запах, твое желание. — Кончики его пальцев скользят по моему горлу, по кожаному ремню, который крепко обхватывает мою шею. — Тебя заводит страх, Пчелка?
— Меня заводишь ты, Доминик, — признаюсь я, сжимая ноги вместе.
Он ухмыляется. Хотя я замечаю на его лице легкое удивление. Какой смысл врать? Отрицать, что этот сумасшедший психопат передо мной совершенно не греховно красив?
Кончики его пальцев достигают моего пупка и кружат вокруг него. Я извиваюсь под его легкими, как перышко, прикосновениями. Я хочу, чтобы эти пальцы продолжали двигаться, все ниже и ниже.
— Ты — нечто особенное, Люси Кристиансон. — Улыбается он, по-настоящему улыбается. Ни тени ухмылки, ни оскала, ни других привычных реакций, которые я замечала за ним раньше. — Я буду чертовски наслаждаться каждой секундой, проведенной с тобой. — Он опускается на колени, поднимает мою левую ногу и кладет ее себе на плечо.
Моя голова ударяется о дерево позади меня, когда я задираю подбородок к потолку, а его дыхание ласкает мой клитор, заставляя все мое тело дрожать. Руки Доминика обхватывают мою задницу, а его пальцы впиваются в плоть, когда он раздвигает мои ягодицы. Он проводит языком от моей задней дырочки до клитора, а затем снова вниз. Лаская мой анус.
— Я, блять, заявлю права на каждый дюйм этого тела, — говорит он, засовывая в мою влажную киску, кажется, два пальца.
Я бы ответила, если бы меня не переполняли ощущения, непохожие ни на что, что я когда-либо испытывала. Он вводит пальцы в меня, загибая их внутрь и добирается до волшебной кнопки, продолжая лизать мою попку. Я никогда раньше не делала ничего подобного, но он вызывает у меня непреодолимое желание попробовать все это. Абсолютно все. Если это будет хотя бы вполовину так же приятно, как сейчас, то оно того стоит.
Мои руки тянут веревку, пальцы обхватывают волокна и дергают. Каждый раз, когда мое тело расслабляется, ремень на моей шее начинает перекрывать доступ воздуха. Черт, это головокружительное сочетание. Удовольствие, смешанное со страхом. Угроза потери сознания из-за недостатка кислорода. Моя единственная опорная нога начинает подкашиваться и подгибаться. Я больше не могу сдерживаться. Я кричу во все горло, блаженство побеждает панику, пока мой голос не становится хриплым, зрение не затуманивается, а легкие не горят. Затем я чувствую, как меня поднимают, и с облегчением набираю полные легкие воздуха.
— Блять. — Доминик встает, удерживая меня в вертикальном положении. — Ты в порядке? — Спрашивает он.
— Угу, лучше, чем в порядке. — Улыбаюсь я. Одна его рука тянется к ремню. — Подожди. Не смей пока снимать его. Трахни меня, Доминик. Сейчас же, — требую я.
— Что? Люси, ты чуть не потеряла сознание.
— Ты хотел увидеть, как я испускаю свой последний вздох. Увидел. А теперь трахни меня, Дом. Пожалуйста…
Он выглядит растерянным. Не знаю, что за мысль пришла ему в голову. Еще минуту назад он хотел видеть меня мертвой, а теперь выглядит опустошенным. Но, по крайней мере, мои
