еще ожидает, что я буду его маленькой куклой на выставке. Когда этот человек поймет намек или хотя бы поймет термин «преследование»?
Вздыхаю, любопытство берет верх, и я открываю коробку. Я продержалась всего час. Внутри длинное черное платье с разрезом по внешней стороне бедра и глубокое декольте. В тон платью есть жемчужные серьги и колье. Он, должно быть, знал, что я пожертвовала последние сережки. Пара черных туфель на каблуке Louis Vuitton завершает образ.
Интересно, что это может быть за мероприятие, на котором он так отчаянно нуждается во мне? Зная его, это могло быть что-то простое, как сделать заказ на вынос в магазине, и он все равно хотел бы, чтобы я надела что-то подобное.
— Нет, спасибо.
Закрываю коробку и бросаю ее под кровать. Я не могу. И дело уже не в том, что я прячусь — он знает, где я. Я один из самых влиятельных юристов в Нью-Йорке. Так почему, черт возьми, я чувствую себя такой слабой перед этим человеком?
Он одержим. И я изо всех сил пытаюсь сбежать, потому что знаю, что он мне не подходит. Время, проведенное с ним, было бы не чем иным, как прекрасной катастрофой.
Вхожу в гостиную и сажусь за обеденный стол, где меня ждет все еще открытый ноутбук. В пятницу я буду выступать с заключительными заявлениями по делу Торриси в суде. В понедельник будет оглашен приговор. То, на чем мне следует сосредоточиться. Это самое крупное дело в моей карьере. Так что, как бы там ни было, я буду отталкивать и игнорировать Монти или кого-то еще, даже если мне из-за этого придется переехать в другой отель.
Глава 40
Крю
Было жарко и увлекательно наблюдать за тем, как Райя ревнует. Но она не ответила на мои электронные письма, а этого я не потерплю.
Я нисколько не удивлен тем, насколько эффективен Доусон. Франческа Торриси отправила персонализированное приглашение на их последнюю вечеринку, посвященную пятидесятилетию Андреаса. Разумеется, именно она заплатила больше всего за компанию Доусона на одну ночь. Они виделись уже дважды.
Доусон вручает мне приглашение.
— Я удивлен, что она не пригласила тебя.
— Угадай, кто ее сопровождает? — улыбается он.
Как и ожидалось, он садится напротив меня в моем кабинете.
— Как думаешь, разумно ли заставлять Райю пойти? Она работает над делом его племянника.
Я делаю глоток виски.
— Райя — моя жена. Куда иду я, идет и она.
Доусон присвистывает.
— Ты, друг мой, не настолько хорошо ладишь с женщинами. И она не твоя жена.
— Прошу прощения? — возмущаюсь я.
Он поднимает бровь.
— Я просто предполагаю, что, если женщина через неделю не возвращается домой и меняет не один, а два отеля, она активно тебя избегает.
Костяшки моих пальцев белеют.
— Мне плевать, что ты предполагаешь.
— Это ясно, — кивает он в знак согласия.
Затягиваюсь сигарой, просматривая имеющиеся у меня записи с камер видеонаблюдения в пустой квартире Райи.
Почему она просто не подчинится мне?
Я даю ей слишком много свободы?
Хрущу шеей из стороны в сторону. Но она не оставила мне другого выбора. Она пойдет на эту вечеринку со мной. Что ж, семья Торриси узнает, как сильно они облажались, направляя в ее сторону пистолет.
Глава 41
Райя
Судья закрывает дело. Последние вопросы и ответы оглашены. Присяжные и другая сторона уже ушли.
Когда я выхожу, меня приветствуют многочисленные камеры и репортеры. Я робко улыбаюсь.
— Мисс Риччи, как вы и обвиняемый чувствуете себя в данный момент?
Быстро бросаю взгляд на Маттео. Он знает, что не должен говорить за пределами суда.
— Мой клиент и я уверены, что то, что увидели присяжные, является справедливым объяснением ситуации, в которую попал мой подзащитный со своим бывшим другом. Мой клиент смог защитить только себя, и хотя мы соболезнуем семье его бывшего друга в связи с утратой, мой клиент также имеет дело с серьезной травмой, для которой мы уже разработали план по восстановлению его психического состояния.
— А как насчет новых обвинений в том, что Маттео Торриси недавно убил четырех других известных членов банды?
Моя улыбка становится напряженнее.
— Это, конечно, обвинения, которые уже обсуждались в зале суда. Несмотря на то, что доказательства не совсем ясны, и я еще раз подчеркиваю странное время событий, учитывая крупный депозит, внесенный на банковский счет противной стороны в течение одного дня после этого инцидента, я надеюсь, что присяжные вынесут справедливое решение по этому делу.
Почему? Потому что я поручила Андреасу Торриси анонимно внести эту сумму немедленно, чтобы снять напряжение с дела его племянника.
В глаза бросается блеск часов, и у меня сжимается желудок. Прислонившись к своей машине, Крю попыхивает сигарой. Даже несмотря на то, что он носит темные солнцезащитные очки, я знаю, что он смотрит на меня.
— Это все вопросы, на которые сегодня у меня есть время, — отпускаю репортеров и иду в противоположном направлении. Блядь. Он не может быть здесь. Я не могу допустить, чтобы пресса узнала о нашей связи. Не сейчас, когда в зале суда все еще продолжается это жаркое дело.
Охрана оттесняет прессу, когда мы уходим, и это лишь вопрос времени, когда они сдадутся и перейдут к другой семье.
— Куда мы идем? — спрашивает Маттео.
— Заткнись и иди за мной, — шиплю я.
Он недовольно ворчит, но делает, как я говорю.
Мы проходим несколько кварталов, прежде чем я сворачиваю в переулок. Это самое безопасное место, которое я могу найти, чтобы справиться с чертовой адской гончей, которая не хочет отказываться от преследования.
Я вижу, как три тени падают за нами, когда мы входим в переулок. Тогда я скрещиваю руки и поворачиваюсь, в моем тоне нет ничего, кроме яда, когда я произношу его имя.
— Крю.
— Принцесса, — он прикуривает очередную сигару и небрежно засовывает одну руку в карман. — Ты избегаешь меня.
— Да, как приятно, что ты это заметил.
— Я посылал тебе письмо.
— На самом деле, множество писем, — поправляю я. — Я занята работой. Не могу присоединиться к тебе в твоей маленькой выходке.
Он направляет пистолет на Маттео, и мой желудок опускается.
— Какого хрена, чувак? — Маттео взвизгивает, поднимая руки.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, выступая перед своим клиентом. Мои каблуки щелкают по неровной мостовой. Я перевожу взгляд на Доминика и другого парня, стоящего по бокам от Крю, но они ничего не выражают. Даже Доминик сейчас не проявляет никаких эмоций, а это очень необычно.
— Принцесса, похоже,