Короче, положение более чем двусмысленное. Трехсмысленное положение, я бы сказал, помня о Кларе и Машеньке. Они, мои любимые, с одной стороны, вроде как спасены от тирании ублюдка, который по закону до сих пор является мужем Клары и отцом Машеньки, а с другой стороны – они живут за забором, как в тюрьме. Пусть и в комфортабельной, но в тюрьме, черт подери. Они заложницы, а я вроде осужденного в ожидании суда. И одновременно я числюсь прапором, то есть типа амнистирован, но ВРЕМЕННО. В общем, черт знает чего, а не положение. «Система сдержек и противовесов» – так называли схожую кадровую политику во времена Ельцина.
А самое неприятное – для ребят пиратов я вроде бы и свой в доску, и в то же время чужой совершенно, особь из другого КЛАНА. И у Клары с той же «подружкой» Зинкой весьма неоднозначные отношения, хоть и замечательные на первый взгляд.
Даже дети, Сашка с Машкой, дружат как-то не так, как-то не по-детски осторожны они в общении...
Мы с Денисом Гусаровым гуськом – я впереди, он за мной – вышли из раздевалки в холл и потопали навстречу живописному строю нарисованных десантников к дверке, вписанной в контуры Василия Блаженного.
– Фак дэд ю маза! Забыл совсем! – Ден меня нагнал, пристроился рядом, невольно пытаясь попасть в такт ковыляния хромоногого. – Забыл привет передать. На той неделе, когда ездил... – Ден запнулся, кашлянул. Ну разумеется: куда и зачем он ездил на той неделе, не моего ума дело. Рад, что он не проболтался, правда, рад. А то сболтнул бы лишнего и надулся бы, как индюк, будто это я виноват в его излишней болтливости.
– Экхе, кхе... Маза фака, кашель... Когда уезжал по делам, кхе... освободился и заскочил к Юлию... кхе... к Корейцу...
Таки сболтнул лишку молодой. Вы не поверите, но я впервые услышал имя человека, известного мне под псевдонимом Кореец.
Ден сбился с ноги без всякого «кийя» и для разнообразия выругался по-русски:
– Мать твою, перемать!
– А? – Я повернул голову, заглянул ему в ясные очи, улыбнулся виновато. – Прости, я задумался, не расслышал, о чем ты? Ты чего-то говорил о забывчивости, да? Чего-то в раздевалке забыл? Чего у тебя с горлом? Чего ты все кашляешь, а?
– Першит в горле.
– Постой-ка. Стой, стой. На-ка, подержи мою палку. Смотри: встаешь прямо, потом слегка отводишь плечи назад так, чтоб грудь колесом, а теперь по выгнутой груди барабанишь кончиками пальцев. Отдай тросточку и повтори.
Ден вернул мою «клюшку», встал в позу «грудь наружу колесом».
– Голову слегка запрокинь, Гусаров. Глаза в потолок и пальцами обеих рук, кончиками побарабань по центру грудной клетки, легонько.
Он сделал, как я сказал, поперхнулся, кашлянул раз, другой и зашелся в кашле.
– Запомни этот приемчик – лучший из всех для чистки бронхов... Ой! Ну, куда ж ты на пол мокроту сплевываешь, поросенок!
– Ничего, срочники полы вымоют, пошли дальше.
– Ты ж чего-то забыл в раздевалке...
– Не. Я привет тебе от Корейца забыл передать. На той неделе на Большой земле выдалось свободное время, и заскочил к Корейцу в гости, переночевал у него. Тыквы у него – охеренные, огромные, гладкие. Ты пробовал корейский салат из тыквы?
– Да, случалось! Вещь! Пальчики оближешь... – улыбнулся я, делая вторую зарубку в памяти: значится, тезка Цезаря, сняв погоны, занялся огородничеством. Именно так я трактовал слова Гусарова «тыквы у НЕГО». Про овощи, купленные в магазине или на рынке, говорят иначе. Следовательно, правомерно предположить, что Кореец имеет за городом земельный надел, и, возможно, на даче у Корейца и переночевал Гусаров, вполне возможно.
– Кореец просил передать, – Ден наморщил лоб, – велел передать дословно следующее: «Рад буду видеть Бультерьера у себя на фазенде в Черниговке».
Ого! Имя Корейца Гусаров сболтнул случайно, а его координаты передал дословно. Черниговка – очевидно, деревушка или поселок в Московской области... Мда, интересно... Комплекс вины по отношению ко мне у Корейца, так, что ли? Выходит, что допускает узкоглазый вершитель судеб в отставке вариант, при котором я вынужден буду пуститься в бега, и намекает на возможную помощь со своей стороны... Или Гусар брешет по заданию начальства? Может, и брешет, возможно, начальство перестраховывается на тот случай, ежели я когда-нибудь решусь на побег с базы, и заранее готовит ловушку... Мда, информации для размышлений месье Гусаров подкинул мне более чем достаточно.
– Спасибо за приглашение. В смысле – за то, что передал приглашение и приветы.
– Не за что. Меня попросили, я и передал, жалко, что ли.
– Света не зажигаем, – сказал я, толкнув загогулиной для кулака на конце инвалидной «клюшки» дверку на лестницу в подвальное помещение, где находился бассейн. – Доверься интуиции, разреши ногам самим искать заданный мозгом путь, и руками, чур, не шарить, не изображай из себя слепого, ан де стенд?
– Йес, маза фака.
Я перешагнул порог первым, поковылял вниз по ступенькам настолько быстро, насколько позволяла изуродованная нога. Раз, два, шестая ступенька, площадка. Поворот, сзади сумрак, впереди мрак.
– Эй, Ден! Дверку-то закрой поплотнее, слышь?
Ден послушно хлопнул дверью, теперь и сзади мрак. Используя фору в шесть ступенек, я поспешил преодолеть второй и последний лестничные пролеты, стукнул культей дверную панель, что отделяла подвал с лоханью бассейна от лестницы, ступил на скользкий кафель.
Глаза лучше закрыть, чтоб зрительные органы не работали вхолостую. Я умею видеть в темноте, дед меня научил, но темень и мрак – суть субстанции разные. Палочкой по кафелю стучать не буду, негоже пользоваться инвалидными преимуществами в присутствии ученика. До кромки бассейна, ежели память не изменяет, что вряд ли, метра четыре, иду, ориентируясь на запах воды с хлоркой, сзади смачно стукается о дверной косяк Гусаров.
– Фак ю! Темно, фак, как в жопе у грязного нигера!
Хочется задать уточняющий вопрос: «А что, доводилось залезать в попу чернокожим?», но я сдерживаюсь, молчу. Откровенно признаться, постоянная пиратская брань мне изрядно надоедает, однако ничего не поделаешь, на войне без ругани сложно, а ребята фактически живут в состоянии постоянной войны. Короткие или длинные, плевать, какие, промежутки между разнообразными по риску и сложности операциями не что иное, как паузы в играх со Смертью, передышки, не отдых, отнюдь не отдых. Их бытие похоже на мое, очень похоже, но я ищу гармонию в боях, и я уважаю Смерть. Да, да, я УВАЖАЮ костлявую старушку, вооруженную косой, и она отвечает мне взаимностью, она мой партнер в опасных играх, соратник, а не соперник. И еще я точно знаю, что жизнь не кончается за гранью бытия. Я не спешу, но готов выйти из тела, когда это будет угодно еще одной моей соратнице – Судьбе.
– Ау-у! Ты где? Фака маза...
– Возле тумбочки для прыжков в воду. Неужто не слышишь, как я шуршу одеждами, раздеваясь?
