но было еще одно, которого он боялся панически: «Умерла».
Умерла.
Он бы не выдержал, если бы они сказали, что Софи умерла, сломался. Филипп откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза, но сон не шел.
Это он во всем виноват. Он обещал Софи, что ни один волосок не упадет с ее головы. Проклятый лжец! Он никогда не простит себе, если она умрет! Он не заслуживает прощения. А ведь она предлагала сбежать из подвала, обратиться в полицию вместо того, чтобы дожидаться неизвестно чего, но он не послушался, будучи уверенным, что сумеет ее защитить.
По мраморным ступенькам парадной лестницы застучали каблуки сапог: кто-то поднимался к ним. Филипп открыл глаза и увидел маркиза Беллингема и доктора Моррисона из Лондона, которого пригласили по просьбе Филиппа, чтобы дал свое заключение о состоянии здоровья Софи.
– Я зайду и осмотрю ее, – объявил доктор Моррисон, кивком указывая на открытую дверь спальни.
Филипп кивнул, и доктор исчез за дверью, прикрыв ее за собой.
– Как она? – тихо спросил Белл.
– Так же, – ответил Филипп безжизненным голосом. Он устал. Боже, как же он устал! Совсем не мог думать, но и спать не мог. Вдруг он заснет, а Софи… Нет. Лучше и не думать об этом.
– По крайней мере не стало хуже, а это уже хорошая новость – заметил маркиз, смущенно кашлянув.
– Не надо!
Белл почесал затылок:
– Харлоу, я…
– Надеюсь, сейчас ты отказался от своих подозрений? – сказал Филипп, с трудом размыкая сухие спекшиеся губы. – После того как она рискнула жизнью, чтобы защитить меня?
– Ты же знаешь, что да, – ответил маркиз, сложив руки на груди и глядя себе под ноги.
Они уже говорили об этом в первую ночь, после того как Филипп осушил полный стакан бренди. Он так кричал на Белла, что чуть не охрип, но тот терпел, потому что понимал, что другу необходимо выплеснуть боль, горе, печаль и гнев, что так долго терзали его. Однако в тот вечер Филипп ничего не хотел слышать – просто в гневе выскочил из кабинета и помчался к дверям комнаты Софи.
– Я и сам сомневался в ней, Белл! – Филипп покачал головой и уставился на паркетный пол и носки собственных сапог. – На один миг, на долю секунды, когда нас похитили, я усомнился в ней, подумав: а вдруг это она сказала им, где меня найти?
– Откуда ты мог знать?
– А знаешь, почему я в ней сомневался?
Белл поднял голову и, прикрыв ладонью глаза, проворчал явно сожалея:
– Потому что это я был в этом уверен.
Филипп закрыл лицо ладонями, потом медленно повернулся и посмотрел на друга.
– Знаешь, я был готов осыпать тебя проклятиями, но не смог. Ведь я-то ее знал, а ты – нет. И все это случилось с ней из-за меня. Никто больше не виноват.
Белл подошел к другу и положил руку на плечо.
– Таких отважных, как мисс Пейтон, и среди мужчин-то немного: даже хорошо подготовленные агенты не всегда успели бы так быстро среагировать.
Филипп закрыл глаза и тяжело вздохнул:
– Если я ее потеряю, Белл… если она…
– Джентльмены, – раздался спокойный голос в дверях доктора Моррисона.
Филипп мгновенно вскочил, едва не опрокинув кресло.
– Как она, доктор? – тихо спросил Белл.
Доктор покачал головой, нахмурив брови:
– Положение тяжелое, ваша светлость. Очень тяжелое.
Филипп отвернулся и, выругавшись сквозь зубы, с размаху впечатал кулак в стену.
Глава 31
Софи вдруг поняла, что видит свет из-под сомкнутых ресниц, с трудом разлепила веки и растерянно моргнула. Боль тут же пронзила все ее существо. Повернуть голову казалось задачей почти невыполнимой, но она смогла, чтобы осмотреться. Она в постели, вполне удобная постель, но… не ее. Спальня тоже чужая. В окна льется дневной свет, в воздухе витают ароматы лилий и лимонной мастики.
Вдруг она уловила какое-то движение справа, с трудом повернув голову, увидела… отца, который сидел на стуле возле ее постели и спал, уронив голову на плечо.
И тут нахлынули воспоминания. Ей вспомнилось все. Похищение. Плен. Они с Филиппом в подвале. А еще… выстрел. Вот откуда эта боль во всем теле. И вот почему она в постели. Должно быть, она все еще в поместье Филиппа.
– Папа… – Софи хотела сказать что-то еще, но в горле так пересохло, что и это слово, слетевшее с ее потрескавшихся губ, было больше похоже на хриплый стон.
Отец вздрогнул, поднял голову, и ее ужаснул его вид: темные волосы были взлохмачены, под глазами темнели круги, лицо небрито, одежда мятая, шейный платок съехал набок. Растерянно моргая, он огляделся, явно вспоминая, где находится, а потом увидел дочь.
– София, дочка…
Глаза сэра Роджера тут же наполнились слезами.
– Папа… – опять попыталась заговорить Софи, но получилось не лучше, чем в первый раз. Было похоже на карканье вороны.
– Ты очнулась! – Отец пытался сохранять спокойствие, но Софи по голосу поняла, как он взволнован.
– Воды… – с трудом прохрипела Софи.
Отец встал и поспешил к буфету, где наготове стоял кувшин с водой и стакан. Бедняга так торопился, что расплескал воду. Вернувшись к постели, он чуть приподнял ей голову, чтобы дочь могла попить, и поднес стакан к ее губам. Софи сделала два больших глотка, задыхаясь от усилия, но тут же упала на подушки, которые отец успел подложить ей под спину.
– Долго я спала? – спросила она наконец, отдышавшись и болезненно морщась.
– Восемь… да, восемь дней, – проговорил сэр Роджер, напряженно вглядываясь в лицо дочери.
Ее встревожило это выражение. Неужели положение было настолько серьезным?
– Кажется, я… Где мы, все еще в поместье герцога? – кусая губу, спросила Софи.
– Да, – хмурясь, ответил отец, – в одной из гостевых спален.
– А что говорит доктор?
– Доктор… – Сэр Роджер неловко замялся и опустил голову.
Неужели опять в уголках его глаз выступили слезы? Софи никогда раньше не видела отца плачущим, даже когда умерла мама, а сегодня уже второй раз…
– Папа? – В собственном голосе ей слышался панический страх.
– София, – начал отец, проводя рукой по лицу, – доктор сказал, что ты, возможно, никогда не проснешься.
У нее перехватило дыхание. Вот почему отец рассматривает ее с таким напряженным вниманием! Софи судорожно вздохнула, с усилием втягивая носом воздух. Они не ожидали, что она выживет, но, кажется, она очень даже жива.
– Кто-то еще пострадал? – Софи вдруг испугалась: что, если в Филиппа тоже стреляли?
– Нет. Больше никто не пострадал.
Софи, явно смущенная, спросила:
– А Фи… то есть его светлость?
– Поехал прокатиться верхом, насколько я знаю, – фыркнул с презрением сэр Роджер.
София нахмурилась, но
