извилистой тропе.
Он подошел к ветхому дому, который никак не мог выкинуть из памяти, и увидел женщину, о которой мечтал во сне и наяву. Она как раз обтирала сына с церебральным параличом и очень удивилась, увидев Папашу Упрямца, но удивление быстро исчезло, будто она поняла, зачем он пришел. Она смущенно опустила голову, можно подумать, это она провинилась перед ним или поставила его в неловкое положение.
Папаша Упрямец прошел прямиком в свинарник, там он не увидел ни свиней, ни даже их экскрементов.
Вернувшись в комнату, он встал позади Вэй Сянтао, которая продолжала вытирать сына, и произнес:
Я возмещу, я все возмещу.
Вэй Сянтао ответила: Я не просила Лань Цзилиня вам говорить именно потому, что не хотела, чтобы вы что-то возмещали.
Я должен.
Свиньи умерли от болезни, а не из-за кастрации.
Но если бы я их не кастрировал, то они точно не умерли бы, я знаю. Я уже давно этим не занимался, для обеззараживания использовал просроченный йод. Я проверил это, когда пришел сюда, это я виноват, что не посмотрел при покупке срок годности. На самом деле я неграмотный. Свинки умерли от болезни из-за инфекции.
Она начала переодевать сына и одновременно говорила: Я никогда не винила врачей за то, что мой сын стал таким.
Я обязательно вам все компенсирую, гарантирую! Но сейчас у меня есть всего лишь пятнадцать юаней, для начала дам вам их, а если не хватит, то добавлю позже.
С этими словами Папаша Упрямец протянул Вэй Сянтао пачку денег, это были банкноты по одному юаню, пять, два и один мао, связанные вместе, неровные и разрозненные, как тофу, подобранный с песка.
Вэй Сянтао отказывалась их брать и даже не взглянула, как будто была очень занята. Она продолжала переодевать сына.
Он тихонько положил деньги на табурет за ее спиной и придавил бататом.
Она переодела сына, потом обняла его, с трудом подняла и понесла из центральной комнаты во внутреннюю. Ее сын выглядел худым и слабым, но нести его матери было тяжело, как окаменелую древесину, долго пролежавшую в земле.
Не спросив ее желания, он забрал мальчика из ее рук, отнес во внутреннюю комнату и уложил на кровать. Она укрыла его одеялом и вытерла подложенным под подбородок полотенцем только что выступившую слюну. При виде ее быстрых, внимательных движений у Папаши Упрямца защемило сердце. А ее гибкое, привлекательное тело вновь заставило его сердце биться сильнее.
Он сказал: Я буду приходить помогать тебе.
Вэй Сянтао ответила: Не нужно.
Своим трудом возмещу тебе ущерб.
Не нужно.
Так и договоримся!
Папаша Упрямец сдержал свое слово, он сразу же вышел из комнаты и отправился посмотреть, что можно было бы тут поделать по хозяйству.
Полдня он занимался тяжелым трудом или, можно сказать, делал то, что должен делать мужчина, пока Вэй Сянтао не велела ему остановиться.
Он съел то, что приготовила Вэй Сянтао, выпил вино, и на душе стало особенно радостно.
Когда он досыта наелся и вдоволь напился, настало время отправляться обратно в Шанлин.
Вэй Сянтао вернула ему пятнадцать юаней, которые он дал ей. Он отказывался брать.
Вэй Сянтао сказала: Если не возьмете деньги, больше не приходите работать.
Только тогда Папаша Упрямец взял у нее деньги.
Так он получил возможность приходить домой к Вэй Сянтао и работать для нее. У вдовы с детьми дел всегда много. Рубить дрова, возделывать землю, ухаживать за посевами, поливать их; если в крыше есть просветы и она протекает, нужно заменить черепицу, если веранда шатается, то необходимо укрепить опоры, если ножи затупились, надо их поточить, если чан или сковорода сломались, нужно их починить… Он появлялся у нее от случая к случаю, но довольно часто, и помогал ей выполнять всю эту работу.
Вэй Сянтао привыкла к его визитам, она радовалась им. Если его долго не было, она ждала его с нетерпением.
В тот день он пришел после перерыва в несколько дней и принес с собой двух поросят. Когда он поместил их в свинарник, пустовавший несколько месяцев, те сразу начали резвиться и прыгать, как маленькие дети в новой школе.
Папаша Упрямец сказал Вэй Сянтао, в тот момент кормившей поросят: Эти свинки уже кастрированные, целый месяц проверяли, раз не умерли, значит, уже и не умрут.
Глядя на уплетающих корм поросят, Вэй Сянтао произнесла: Я не знала… Я думала, вы забросили заниматься кастрацией.
Папаша Упрямец ответил: Забросил на несколько лет, а теперь снова занялся. Тех двух поросят будем считать практикой, тренировкой, платой за повторное обучение.
Будем считать, что этих двух свинок я купила и должна вам денег. Сейчас денег у меня нет. Когда поросята вырастут, я их продам, а деньги вам верну.
Я не это имел в виду. Не надо денег. Эти поросята – моя компенсация.
Вы уже все компенсировали, так много работали у меня дома.
Это не считается.
Если это не считается, то что считается?
Я хотел бы, чтобы ты не относилась ко мне как к постороннему.
Она поняла, что он имеет в виду, и, по-прежнему глядя на поросят, сказала: Между нами ничего не может быть.
Я действительно намного старше тебя, но…
Это не вопрос возраста, перебила она, повернулась и посмотрела на него.
А что тогда?
Вы же все знаете, видели ситуацию в моей семье.
Это не помеха, я не боюсь этой ноши, я понесу ее.
Откуда у вас так быстро появились деньги на покупку двух поросят?
Взял у младшего брата в рассрочку.
Вэй Сянтао отвернулась и уставилась на соломенную крышу свинарника, выражение лица у нее было печальное.
Папаша Упрямец произнес: Я снова займусь кастрацией, и все. Так можно хорошо заработать.
Тогда почему вы бросили такую хорошую работу?
Она не преумножает добрые дела. Думаю, то, что я много лет холостякую, как раз с этим и связано. Своего рода воздаяние.
Я знаю, что у вас была жена.
Была.
Почему она ушла?
Не ушла, а я ее отпустил.
Почему?
Ради нее самой.
Почему вы хотите, чтобы я не относилась к вам как к постороннему?
Ради тебя.
Вэй Сянтао снова повернулась и посмотрела ему в лицо:
Ваша фамилия Фань, а не Упрямец, почему все вас называют Папаша Упрямец?
Потому что я вечно со всеми препираюсь.
А я думала, что это потому, что вы самый крутой и упорный, поэтому так назвали.
Я буду стараться стать таким, каким ты меня считаешь.
А как долго вы уже старались?
С детства, сейчас мне шестьдесят пять, а
