class="p1">— Что именно?
— Всё.
Женщина, что была на большинстве плакатов, ухмылялась алыми как кровь губами. Выглядела она беспрецедентно грязной, и Ацель с удовольствием окунул бы её в тазик с хлоркой, ведь грязь, как известно, он не любил. Это из-за её образа с ядовито-красной причёской, щетиной дыбившейся надо лбом, в горле у Ацеля горчила токсичная желчь.
— Это Мия Донсон из «Go-go, furries!» Классная, не правда ли? У меня с ней уйма всякого мерча, — похвастался Эдвард, меняя тему. — Я и на концерте у неё был!
Но восхваление рок-звезды углы между ними не сгладило. Осуждение Ацеля, казалось, стало куда более выразительным, чем минуту назад. Его взгляд буквально говорил: «Ну ты и придурок, Эдвард Лэйд!»
— Ну ладно-ладно! — притворился тот, что не ведает, о чем всё это. — Я сейчас позвоню в доставку и закажу тебе ужин. Полагаю, ты любишь мясо? Как насчет… хм… мясного пирога?
— Ты дрался? — Ацель решил действовать напролом.
Стоило немного надавить на Эдварда, и тот сломался.
— Я неудачник! — хныкнул он, убито обрушившись на кровать.
— Это я уже понял.
— Пенни никогда меня не полюбит!
— Опять эта Пенни! Да кто она такая?
— Самая прекрасная девушка во вселенной!
Ацель только фыркнул:
— Какое громкое заявление.
— Но это чистая правда! — Эдвард полез в телефон за доказательствами, в которых пришелец не нуждался. Его могло с тошнить от одного только слова «романтика». Он был падок на чистоту, но не на смазливые мордашки. Только именно такая дамочка смотрела на него с фото, потому — нет ничего оригинального в том, что она пригляделась Эдварду.
— Пенни Уоткинс! — торжественно провозгласил он, словно это имя имело мировую значимость. — Вот она, справа. А это её мама — миссис Хелен Уоткинс. Это фотка с прошлого Рождества. Я гулял с товарищами, а Пенни с мамой (у неё нет друзей, поэтому она повсюду таскается с ней), так мы и повстречались. Миссис Уоткинс пристала с прохожему, чтобы тот сфотографировал нас на память. Коротко о том, как я добыл единственное мое совместное фото с Пенни!
Ацель поправил очки, как если бы они были для зрения, и снова фыркнул, невпечатлённый.
— Что у неё с лицом?
— У кого? У Пенни? — Эдвард приблизил изображение, взяв фокус на белокурой девушке. Пенни улыбалась в камеру, впрочем, как и все присутствующие на снимке молодые люди, снег припорошил её меховой капюшон, и всё было бы ничего, если бы не одно жирное «но»:
— Я знаю этот взгляд, Эдвард. На меня так смотрит почти каждый встречный!
— А? Какой ещё взгляд? О чем ты? У Пенни великолепные глаза!
— Быть может и так, но это глаза гуманоида, которого все достали.
— Я бы назвал ее взгляд, скорее, меланхоличным… — всеми силами обелял Эдвард возлюбленную. — Она всегда так смотрит.
— Тогда у меня для тебя плохие новости!
Эдвард скривился:
— Спасибо, я без тебя знаю, что мне не светит!
— Получается, подрался ты из-за нее? Из-за этой Пенни Уоткинс? — пренебрежительно отчеканил имя девушки Ацель.
Эдвард разбито опустился на край кровати.
— Хотелось бы мне так сказать, сказать, что я дрался и дрался из-за Пенни, но, увы, правда позорна. Я не дрался, меня просто побили. И побили не из-за моего благородного порыва, а потому, что я — это я.
— То есть?
— Взгляни на меня!
— Я гляжу. И что?
Эдвард хило улыбнулся святому недоразумению Ацеля. Приятно, когда кто-то впритык не видит твоих недостатков.
— Мне шестнадцать, а я похож на двенадцатилетнюю девчонку, сечешь?
— Мой вопрос всё тот же: и что?
— А то, что я нелеп, и я странный. Так мне все говорят. Люди не любят странных типов вроде меня с девчачьей внешностью.
— Я думаю, дело не в расе, а в идиотизме, которую культивирует ваше общество. Честно говоря, мой народ ничуть не лучше! — в видимом раздражении клацал зубами пришелец. — Если уж по меркам землян ты странный, то каков тогда я?
Эдварда его суждения рассмешили:
— Твоя правда, Ацель! И спасибо за эти слова. Неожиданно было услышать что-то настолько человечное от пришельца. Без обид.
Ацель надвинул тёмные острые брови на переносицу и сделался мрачен:
— Итак…
— Да? — испугался Эдвард этой перемены настроения.
— Ты не сказал мне самого главного…
— Э? Разве?
— Кто тебя атаковал? — Урчание в животе пришельца подпортило всю драму. — И... когда там, черт возьми, привезут мой пирог?
Глава 18. Гадание
В обсуждениях видовых особенностей инопланетного зверька и объявившего на того охоту огона Габриэль и Адам задержались в гостях Уоткинсов до поздна. Глянув на часы, миссис Хелен Уоткинс настояла на том, чтобы гости остались на ночь. Для Пенни, которая в дружбе за свои годы не преуспела вообще никак, это стало великолепной возможностью сблизиться с кем-то, кроме матери.
Пенни умела быть милой и доброй, от нехватки внимания она не страдала. Вот только привязываться к людям и создавать социальные связи у неё почему-то ни в какую не получалось. Все вокруг казались ей пустыми и грубыми, биологическими роботами с предсказуемыми желаниями, целями и мечтами. Поэтому Пенни уважала ярких индивидуумов, которые не стесняются быть «не такими как все» и могут видеть весь калейдоскоп жизни за бесцветной чередой будней. И несмотря на то, что, на первый взгляд, девушка казалась образцовой скромницей, совсем не похожей на свою бойкую мать, интерес к странностям у обеих совпадал на все сто процентов.
Рекомендации Адама как специалиста по гесокской живности были тотчас же исполнены. Лёгкая на подъем миссис Уоткинс смоталась в ближайший супермаркет, чтобы приобрести фрукты, которые для Кикки будут полезнее, чем еда со стола. Кропусы хоть и являются зверьками всеядными, в природе основной пищей им служат плоды цитрусовых деревьев, которыми полны леса Гесокса.
Насытившись, Кикки свернулся клубком и заснул под кроватью Пенни. Там, во блажи темноты, за балдахином пушистого покрывала, ему нравилось больше, чем в коробке.
Когда Пенни закончила расстилать себе матрас на полу (Миссис Уоткинс купила его для похода в лес, на который так и не смогла уговорить отправиться свою дочь), Габриэль Феннис уже как королева отдыхала на её кровати. Укрывшись по самое горло, так как к ночи за окном похолодало и из щелей
