Громоздкий шерстяной костюм не мог скрыть такую же, как прежде, стройность и гибкость ее тела: Дебра ежедневно плавала, даже когда с севера дули холодные снежные ветры.
Элла вошла и молча направилась к столу, глядя в глаза Дебре, как она часто делала. Когда-нибудь она нарисует их. Никаких признаков повреждения, того, что эти глаза не видят. Казалось, они спокойно смотрят куда-то вглубь и видят все. В них было загадочное спокойствие, глубина понимания; они странно беспокоили Эллу.
Дебра нажала кнопку магнитофона и сказала, не поворачивая головы:
– Это ты, Элла?
– Как ты это делаешь? – удивленно спросила Элла.
– Я почувствовала движение воздуха, когда ты вошла, а потом ощутила твой запах.
– Я действительно так велика, что могу поднять бурю, но неужели я еще и дурно пахну? – смеясь, возразила Элла.
– Ты пахнешь скипидаром, чесноком и пивом, – принюхалась Дебра и тоже рассмеялась.
– Я писала, потом чистила чеснок для мяса и пила пиво с другом. – Элла села в одно из кресел. – Как работа?
– Почти закончила. Завтра можно отдавать машинистке. Хочешь кофе? – Дебра встала и направилась к газовой плите. Элла уже усвоила, что помощь лучше не предлагать, хотя сердце у нее сжималось всякий раз, когда она видела, как Дебра управляется с огнем и кипятком. Девушка была полна стремления к независимости, хотела жить самостоятельно, сама готовила себе еду, много работала.
Раз в неделю из Иерусалима приезжал шофер, увозил в издательство ее записи, и там их перепечатывали вместе со всей ее корреспонденцией.
Раз в неделю они с Эллой на лодке отправлялись по озеру в Тиверию, там вместе делали покупки; ежедневно около часа Дебра плавала у каменного причала. Иногда появлялся старый рыбак, с которым она подружилась в последнее время, и она уплывала с ним (они гребли по очереди), наживляла свои крючки.
В замке крестоносцев ее всегда ждало общество Эллы, умная беседа; здесь, в маленьком домике, – тишина, безопасность и работа, заполняющая долгие дневные часы. А по ночам ужасные приступы одиночества, молчаливые горькие слезы в подушку, слезы, о которых знала только она одна.
Дебра поставила рядом с креслом Эллы чашку кофе, а свою отнесла к рабочему столу.
– А теперь, – сказала она, – можешь рассказать мне, что заставляет тебя ерзать и барабанить пальцами по ручке. – Она улыбнулась удивлению Эллы. – Тебе нужно что-то сказать мне, и ты волнуешься.
– Да, – немного погодя ответила Элла. – Да, ты права, моя дорогая. – Она глубоко вздохнула и продолжала: – Он приходил, Дебра. Приходил ко мне, как мы и предвидели.
Дебра поставила кофе на стол. Руки ее не дрожали, лицо было лишено всякого выражения.
– Я ему не сказала, где ты.
– Как он, Элла? Как он выглядит?
– Немного похудел, мне кажется, побледнел, но ему идет. По-прежнему самый красивый мужчина, какого я видела.
– У него отросли волосы? – спросила Дебра.
– Да, кажется. Они мягкие, темные, густые и сзади вьются.
Дебра с улыбкой кивнула.
– Я рада, что он их не состриг. – Они снова замолчали, а потом Дебра робко спросила: – Что он сказал? Что ему нужно?
– Он просил передать тебе кое-что.
– Что?
Элла точно повторила слова Дэвида. Когда она закончила, Дебра отвернулась к стене.
– Пожалуйста, уходи, Элла. Я хочу побыть одна.
– Он просил передать ему твой ответ. Я пообещала, что позвоню завтра утром.
– Я приду к тебе позже. А сейчас, пожалуйста, уйди. – И Элла увидела скользнувшую по ее щеке блестящую каплю.
Элла громоздко встала и двинулась к двери. Позади она услышала всхлипывание, но не обернулась. Прошла по причалу и вернулась на террасу. Села перед холстом, взяла кисть и принялась писать. Мазки были широкими, грубыми, гневными.
* * *
Дэвид, потея в облегающем, тесном высотно-компенсирующем комбинезоне, беспокойно ждал у телефона и каждые несколько минут поглядывал на часы.
В десять часов – через семь минут – они с Джо должны будут занять положение готовности "красной" тревоги, а Элла до сих пор не позвонила.
Лицо Дэвида было мрачно, а в сердце гнев и отчаяние. Кадеш обещала позвонить до десяти.
– Пошли, Дэви, – окликнул от выхода Джо. Дэвид тяжело поднялся и направился вслед за Джо к электрической тележке. Садясь рядом с Джо, он услышал звонок в помещении экипажей.
– Подождите, – сказал он водителю, видя, что Роберт снял трубку и через стеклянную перегородку помахал ему рукой.
– Это тебя, Дэви, – и Дэвид побежал к телефону.
– Прости, Дэвид, – донесся издалека голос Эллы. – Я пыталась дозвониться раньше, но тут...
– Да, да, – оборвал ее Дэвид, все еще сердясь. – Ты с ней говорила?
– Да, Дэви. Да, говорила. Я передала ей твои слова.
– Что она ответила?
– Ответа нет.
– Какого черта, Элла? Она должна была сказать что-то.
– Она сказала... – Элла колебалась. – Вот ее точные слова: "Мертвые не могут говорить с живыми. Для Дэвида я умерла год назад".
Он держал трубку обеими руками, но она тряслась. Немного погодя Элла спросила:
– Ты меня слышишь?
– Да, – прошептал он. – Слышу.
Она снова замолчала, но наконец молчание нарушил Дэвид.
– Вот и все, – сказал он.
– Да. Боюсь, что так, Дэви.
Джо просунул голову в дверь.
– Эй, Дэви, закругляйся. Нам пора.
– Мне нужно идти, Элла. Спасибо за все.
– До свидания, Дэвид, – ответила она, и он уловил сочувствие в ее голосе. И еще сильнее рассердился. Усевшись рядом с Джо, он поехал в бункер, где ждали "миражи".
Впервые Дэвиду стало неуютно в кабине. Он чувствовал себя в ловушке, ему было жарко, он был рассержен, а между проверками проходило, казалось, не по пятнадцать минут, а целые часы.
Наземная команда на бетонном полу под ним играла в трик-трак – смех, шутки. Чужое веселье разожгло его гнев.
– Табби! – рявкнул он в микрофон, и его голос через динамик разнесся по всему бункеру. Полный серьезный молодой человек, главный механик эскадрильи, быстро поднялся к кабине и беспокойно посмотрел на пилота через покрытие.
– У меня на лобовом стекле грязь, – выпалил Дэвид. – Как я должен разглядеть МиГ, когда у меня фонарь заляпан вашим завтраком, будь он неладен?
Недовольство Дэвида вызвала крошечная частичка угля, нарушившая совершенство его лобового стекла. Табби сам присматривал за его очисткой и полировкой, а частичку после этого принесло ветром. Но он старательно убрал ее и любовно протер стекло замшей.
