- А ты хочешь? - спросил. И такой взгляд был... Как... как если бы он у больного щенка спрашивал, хочет он лечиться или нет.
- Я... не знаю, папенька! - я уткнулась ему в плечо и... позорно разревелась. Что-то в этой Академии я часто реву. Хотя вряд ли это из-за самого места. Просто время такое. А может возраст. Это, наверное, я стала взрослая и пришла та самая такая заманчивая издали, но такая пугающая с близкого расстояния взрослая жизнь.
Отец гладил меня по волосам. Гладил и молчал. Потом послышалось возмущённое сопение Степана и тихий звяк - мой заботливый кузнец принёс мне стакан воды.
- Хозяй, ну-ко выпей вот водицы! - и меня потянули за локоть, чтобы оторвать от изрядно смоченного слезами батюшкиного рукава.
Я выпила воды, и правда успокоилась, смогла прекратить этот нелепый, какой-то детский рёв. Слишком уж долго копилось во мне всё это, слишком долго я не знала ответа на свои вопросы, а теперь слишком боялась их услышать.
- А давай, дочка, рассказывай ты всё поподробнее, - оценив моё состояние как терпимое, сказал отец.
И я снова стала рассказывать. Только теперь о другом, о втором донышке, как говаривал отец, - о том, что князь всегда очень благосклонно относится к моим работам, всегда интересуется, как идут дела, и иногда это прямо даже надоедает. Что учусь я очень хорошо, и учиться мне нравится, да вот только не любят меня мои соученики - другие студенты.
Только про Зуртамского я рассказывать не стала. Кто знает, как батюшка отреагировал бы на его поползновения, а мне и самой удалось его приструнить.
А вот о том, что интерес, который князь не скрывает, сильно мне вредит в глазах парней -рассказала. О том, что Вольдемар проявляет внимание, но я не понимаю, это его искренний интерес или он, как послушный сын, выполняет волю отца. И о том, что я боюсь...
- Чего боишься, дочка? - отец ласково погладил меня по руке.
Я пристально глянула на него. Он поймёт!
- Папенька, а вдруг если я выйду за Вольдемара, он будет всю жизнь попрекать меня - я тебя замуж взял без роду, без племени, так что давай, отрабатывай, рожай мне талантливых детей? А вдруг талант к механике не передаётся как талант к магии? Дети уродятся как я, без магии, да ещё и неталантливые. Что тогда?
61. Лиззи Ларчинская
И я опять разревелась.
Папенька снова гладил по голове, вытирал с моих щёк слёзы, а Степан всё отпаивал и отпаивал меня водой.
- Что ж, - наконец рассудительно сказал отец. - Опасения твои понятны, дочь. И я бы на твоём месте беспокоился. Ты мне вот что скажи: что тебе подсказывает сердце?
Вопрос был неожиданный и странный. Он заставил глубоко задуматься и забыть о слезах.
Сердце?
Я прислушалась к себе - что мне подсказывает сердце?
Я представила Вольдемара - высокого, статного, его вьющиеся, блестящие волосы, походку. Вспомнила его руки, изящные длинные пальцы, Перстни на них, что подчёркивали аристократическую утончённость (один - с плоским непрозрачным камнем -родовой), тонкий нос с горбинкой, как у старшего князя, тёмные, глубоко посаженные, тоже как у отца, глаза. Губы. Представила, каково это — целоваться с ним.
Спасибо Зуртамскому, у меня был опыт. Я даже нервно хмыкнула иронии ситуации.
Но как я ни напрягалась, как ни прислушивалась и ни искала отклика, сердце молчало.
- Не знаю, батюшка. Молчит сердце, - и я вопросительно глянула в родные глаза. А ну как скажет сейчас - выходишь за него замуж и точка? - Может только ради выгоды...
Он обнял меня, прижал мою голову к себе и тихо проговорил, так что я слышала, как через его грудную клетку идёт звук:
- Породниться с князьями - соблазнительно. И выгодно, да. И почётно. Да только... Жизнь коротка, Лиззи. И замуж идти нужно по любви. Мы достаточно богаты, чтобы позволить себе эту роскошь, дитя моё.
Его голос перешёл на шёпот. Я подняла голову и глянула отцу в глаза. В них стояли слёзы, и я в третий раз за сегодня разревелась, снова утыкаясь ему в плечо.
- Я вот думал иногда, как жил, если бы в моей жизни не было Елизаветы, твоей матери, - я замерла, даже дышать перестала - слишком редко отец откровенничал об этом. - И рад несказанно, что женился тогда на ней. Ради памяти о ней я живу, тружусь, радуюсь тебе -ты так на неё похожа...
Отец зашевелился, и я подняла голову - он доставал платок, промакивал красные, опухшие от слёз глаза.
- Лекари сказали, что если она потеряет и этого ребёнка, тебя, а ты была уже нашей пятой попыткой, то больше у нас никогда никого не будет. И она пролежала в постели до самых родов. Тебя сохранила - для себя, для меня, для нашего продолжения, а сама... Сама оказалась слишком слаба, чтобы выжить.
У отца дрогнули губы, но он всё же держался.
- И богатство наше - это памятник ей, твоей матушке. Она не только тебя мне подарила, красавицу такую и умницу, она мне приданое принесла. Пусть небольшое, но я смог начать своё дело, и ни единую копеечку не потерял. Всё ради неё. И чем больше я зарабатываю, тем чаще к ней обращаюсь - это всё твоё, Елизавета, всё твоё.
Мы плакали уже с отцом вместе. А от двери слышалось шмыганье - видимо, Степан тоже не остался в стороне.
- И скажи мне, Лиззи, разве не стала моя жизнь пустой, если бы в ней не было любви?
Если бы не было тебя и памяти о нашей маме? Да, больно, но ведь и светло! И любовь, что была когда-то, украшает мою жизнь, согревает её и освещает. Хочу, чтобы у тебя тоже было счастье в жизни. Пусть только оно будет долгим, длиннее моего.
Мы долго так сидели, обнявшись, то успокаиваясь, то снова утирая щёки друг другу. И так хорошо стало на душе, так прозрачно и ярко после этих слёз, которые мы разделили на троих, что я сказала:
- Знаешь, батюшка, скажи ты князю, если он заведёт речь о свадьбе, что сперва помолвка, да и то, мне подумать нужно. Пусть до конца каникул, а там что-то прояснится, станет понятнее. Как думаешь?
- Да, свет мой Лиззи. Так и сделаем, ты мой мудрый человечек! - и отец прижал мою голову к своему плечу. А я судорожно-облегчённо, как в детстве, вздохнула.
62. Лиззи Ларчинская
***
На бал собралось довольно много народу. Хотя откуда мне знать, сколько народу должно быть на столичном балу?
Князь и княгиня принимали гостей, стоя наверху лестницы, что шла от входных дверей, в которые непрерывным потоком шли люди.
Ожидая папеньку, я стояла у боковой лестницы, что вела из гостевого крыла, и видела очень много знакомых лиц. Нет, ни с кем из них я, конечно же, не была знакома, но портреты, что мы видели на занятиях по современной истории, были нарисованы очень хорошо. Вот круглое лицо незаметно переходящее в блестящую лысину - премьер-министр со спутницами (судя по возрасту жена и дочь).
