рядом.
У меня чуть телефон из рук не вываливается.
– Ты че орёшь?
– Где она? – рявкает он. – Ты угораешь, Мир?
– В смысле «где»? – перевожу взгляд на мустанг. – Только что здесь была!
Полины уже здесь нет. Оглядываюсь по сторонам. Эта девчонка даже меня уже бесит.
– Клянусь, Макс! Здесь была!
– Вон она, – облегчённо выдыхает он, но в следующую секунду вновь взрывается: – Короче, прибью сейчас её! Задушу голыми руками!
Полина прогуливается по набережной, продолжая трепаться по телефону. И даже не подозревает, какая буря назревает за её спиной.
Макс собирается ринуться к ней, но я его останавливаю, схватив за плечо.
– Откуда она взялась? Кто такая?
– Сестрёнка моя. Сводная, – цедит сквозь зубы.
От шока я его даже отпускаю. Но Макс не уходит. Следя взглядом за Полиной, продолжает:
– Мой отец женился на её матери.
– Твой отец за бугром, не?
– Оказалось, что нет, – фыркает презрительно. – Уже два года как нет. Грозный это выяснил для меня, узнал адрес, где отец проживает. Я поехал к нему. Оказалось, что у меня теперь есть сестрёнка, – подбородком указывает на Полину. – И сейчас я её выгуливаю по просьбе отца.
Полина ушла довольно далеко, и Макс медленно шагает в её сторону. Иду рядом, пытаясь переварить новость.
– Она тебе нравится, или ты просто стебёшься? – решаю уточнить я.
– А на что похоже? – выстреливает в меня дерзким взглядом.
– Это же не твой тип.
– А мне теперь хорошие девочки нравятся. Потянуло на экзотику, – язвительно ухмыляется Филя. И взгляд у него становится острым как бритва. – А что? Тебе можно, а мне нельзя?
– Ты о чём? – кровь отливает от лица.
– О Еве твоей. Егор всё знает, Мир. Но я тебе ничего не говорил.
После этого заявления он тут же уходит к Полине. А я стою и обтекаю.
Писец!
Глава 20
Ева
Спускаюсь по лестнице вниз, стараясь не шуметь. Мне нужно незаметно улизнуть из дома.
– Где твой рюкзак? – в дверях кухни возникает мама.
Вчера мы так сильно поругались в машине, что она даже не заметила, что я налегке. Ну или подумала, что я занесла рюкзак домой после школы.
– Так где? – настойчиво повторяет она.
– В школе.
– Забыла, что ли? – с ноткой сарказма в голосе.
– Нет. Специально оставила, – выстреливаю в неё обиженным взглядом. – Сегодня такие же уроки. Почти. Да и пятница. Короткий день, в общем.
– Твой завтрак на столе, – небрежно бросает мама, возвращаясь в кухню.
Плетусь за ней.
– Я не голодная... – начинаю было, но замечаю стопку блинчиков и безвольно падаю на стул.
Мама готовит блины лишь по особым случаям. Но Тим ещё не вернулся. И папы нет. Значит, блинчики для меня.
– Джем или сметана? – уточняет мама, открыв холодильник.
– Джем.
Достаёт мягкую упаковку клубничного, выдавливает на тарелку, ставит рядом с тарелкой блинов.
– Чай или какао?
Мне хочется сказать «кофе», но мама против того, чтобы я пила кофе в свои неполные восемнадцать.
– Чай, несладкий.
Она наливает мне чай. Зелёный. Считает, что он полезнее. Я его не люблю, но сейчас не хочу спорить. Вымотана после вчерашнего.
Мама так и не призналась, что тот мужчина – её любовник. Сказала, что клиент, что она ведёт его дело по усыновлению племянника.
Никогда раньше мама не гуляла по городу со своими клиентами. Встречи с ними проводила исключительно в офисе. Я ей не верю. Вот чувствую, что это был именно тот мужчина, который виноват в их разводе с отцом. Заранее его презираю, хотя понимаю, что это неправильно.
– Кушай, пока горячие, – подталкивает тарелку с блинами ко мне. – Вкусно?
– Угу... очень.
Ем уже второй блинчик, предварительно макнув его в джем. Пью нелюбимый чай, улыбаюсь.
– Спасибо.
– Ты пока не опаздываешь? – немного нервно смотрит на настенные часы.
– Минут через пять нужно бежать.
– Хорошо, – постукивает пальцами по столешнице.
Я вижу, что она хочет мне что-то сказать, но никак не решается. Может, признается наконец? Или извинится? Хотя с извинениями у мамы всегда сложно.
– Тимофей возвращается, – начинает она.
Невольно морщусь. Всё понятно! Дело не во мне, а в моём брате.
– Ева, давай я сама ему расскажу о том, что мы с папой поругались.
Поругались? Так это теперь называется?
– Ну не смотри так, дочка, – отталкивается от стола, резко встаёт. – Мне ещё только твоё осуждение и осуждение твоего брата – и всё! Можно умом тронуться!
Я не знаю, как именно ТАК смотрю на неё. И делаю я это не специально.
Стараясь сдержать эмоции, тихо произношу:
– Мам, я тебя не осуждаю. Просто...
Сглатываю. Нет, я её осуждаю! И врать не умею и не хочу!
– Просто ты меня осуждаешь, – подытоживает она, замерев возле окна.
– Я просто не понимаю... Ты что, папу не любишь?
Пожимает плечами. А меня этот жест буквально раздирает изнутри.
– Любила и люблю, – выдыхает она. Отводит глаза, в которых блестят слёзы. – Но мне кажется, что любовь к нему превратилась в привычку. Я уже перестала ощущать разницу.
Вскакиваю.
– А с тем мужчиной, значит, разницу почувствовала, да?!
– Ева, ты ещё слишком маленькая, – тянет ко мне руки, пытаясь обнять.
Отшатываюсь, отхожу подальше. Смаргиваю слёзы ярости.
– Тимофею я ничего не скажу. Спасибо за завтрак.
Иду в прихожую, а она идёт за мной по пятам. Теперь даже не отрицает, что тот мужчина и есть её любовник.
Ненавижу его!
Поспешно обуваюсь. Хватаю с вешалки свою джинсовку.
– Возьми зонт, – заботливо говорит мама.
Беру зонт, а когда поворачиваюсь к двери, она обнимает меня со спины.
– Ева, я не из-за Тимофея, правда, – гладит меня по волосам, пока я стою как натянутая струна. – Я просто сама хочу сказать. Спокойно, без истерик. Ты же знаешь, какой он.
О да! Тим будет просто в ярости. Будет чудо, если наш дом выстоит, когда на брата обрушится эта новость. Родителей он любит так же, как и я – одинаково. Ну, может, маму чуть больше. Но сто процентов взбесится, когда узнает про их развод. А её
