Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
самыми красными, какие есть.
Если есть вдохновение, сначала разрезать торт пополам, промазать его кремом на свой вкус, и, возможно, добавить кусочки клубники или джем. Еще можно пропитать сиропом из клубничного сока и мараскино[28].
Это если есть вдохновение.
– Цветы акации, – прошептала Присцилла. – Гениально. Кто бы мог подумать?
– Луиза настоящий злой гений, – восхищенно добавила Агата.
– Поверьте, не хочу портить вам момент, но где найти в июле еще цветущую акацию? – прагматично поинтересовался Чезаре.
Шесть голов, повернувшись, посмотрели на него с явным снисхождением.
– На вилле «Эдера»! – хором сообщили они, будто это было чем-то само собой разумеющимся.
Тобиа от переполнявшего его возбуждения издал индийский военный клич и принялся танцевать вокруг стола. В следующий миг все дети, и маленькие, и большие, тоже пустились в пляс.
И там, на кухне Вирджинии, пока все остальные, увлеченные безумными танцами, шумно высыпали из комнаты, Чезаре, видя горящие, широко раскрытые глаза Присциллы в нескольких сантиметрах от своих, не смог удержаться. И тогда он медленно протянул руку к этому лицу, такому живому, такому близкому, и бережно коснулся большим пальцем нижней губы Присциллы.
– Я тебя вижу, – тихо-тихо прошептал он.
Глава двадцать первая
Следующим утром после того, что вошло в историю как «Великая находка», Чезаре, сидя на шезлонге во внутреннем дворике, погрузился в третью книгу серии про Каллиопу дель Топацио, «Бегство из твоих рук».
Теперь, когда он купил их все, с тем же успехом можно было и прочитать, тем более что веселили они его изрядно. Привыкнув к книгам совершенно другого жанра, погрузиться в трепетный бархатный мир Каллиопы дель Топацио оказалось приятным разнообразием.
Влюбленности, похищения, дуэли, переодевания, смерти настоящие и инсценированные… в этих романах был весь фельетонский набор. И по этой ли причине или по другой, но Чезаре обнаружил, что находит их удивительно приятными. Теперь он хорошо понимал, почему женщины во всем мире так пристрастились к этим приключениям. Но все же не мог поверить, что соединение всех этих литературных клише с языком и стилем настолько ярким и остроумным оказалось чтением таким оригинальным и необъяснимо освежающим. Теперь он понимал, как Присцилла с легкостью могла представить, что экономка Луизы разбирает пол гостиной и прячет свою драгоценную тетрадь с рецептами под половицей.
И он понял все правильно. Эта девушка была не просто одной девушкой: в ней жили по меньшей мере еще несколько, и она дразнила его, подначивая узнать их всех. Чезаре знал женщин и знал женскую душу – конечно, из опыта, но также благодаря любопытству, эмпатии и своему пытливому уму. Но Присцилла отличалась от них всех.
И вдруг он увидел, словно вставленную между строк одного из ее романов, точную карту души Присциллы. Это желание чего-то, выходящего за рамки повседневной жизни, необходимость находить красоту и радость в самых обыденных мелочах, изобретать собственный мир, неподверженный воздействию времени. Среди этих страниц таились мечты и желания, лекарство от жестоких разочарований и не оправдывающей ожиданий реальности. Они хранили отчаянную потребность высвободиться из сетей, опутавших человечество, и кричали бы об этом с бесконечной силой и страстью, будь кто-то способен этот крик услышать.
У этой женщины было сердце из бумаги и чернил. Вокруг нее разматывались перепутанные клубки фантазий, хранившиеся в книгах вместе с ее мечтами. И как было бы здорово, думал Чезаре, следовать по этим разноцветным ниточкам, одна за другой, и посмотреть, куда они его приведут. Было бы так чудесно играть с этими клубочками фантазий и иногда тихонько гладить их, чтобы они уснули. Какой было бы честью стать тем мужчиной, который обладал бы властью воспламенять и успокаивать этот беспокойный ум.
А была у него эта власть? Во время поисков рецептов Луизы он, как ему казалось, поощрял разум Присциллы выдумывать все более несуразные гипотезы о местонахождении этой дурацкой тетради и с умилением слушал то, что ей удавалось изобрести.
Чезаре вспоминал лицо Присциллы в тот момент, когда она поняла, что потерянная тетрадь в самом деле нашлась; как у нее глаза стали как блюдца, как она чуть порозовела от волнения – и улыбался от этих воспоминаний.
Когда Присцилла впервые взяла в руки тетрадь, она держала ее так, будто это была утраченная рукопись Шекспира. Какая роскошь – наблюдать за ее по-детски изумленным лицом. Будто мрачный лес вдруг превратился в поля цветущих маков.
Вот так Чезаре поймал себя на том, что размышляет о вещах, которые приводили его в замешательство и, другими словами, вели к извечной дилемме брать или отдавать. В нем родилось, как ни странно, сильнейшее желание подарить этой женщине все то, что она способна вообразить, в реальности. Идея исполнить любую фантазию Присциллы вызывала в нем трепет предвкушения.
Все жадно проглатывали ее романы, пытаясь отдохнуть от повседневных забот и исцелить душевные раны, и точно так же Чезаре, читая те же романы, вместо этого сталкивался лицом к лицу с закрытой для всех стороной жизни Присциллы, с ее пламенеющей душой.
А теперь у него еще и был план.
Интересно, найдет ли он сейчас где-нибудь новогодние гирлянды… и Эрнесто.
Эрнесто ему просто срочно необходим, вместе с его книжными познаниями, думал Чезаре, откладывая роман и вместо этого беря в руки телефон, который вновь оказался выключен, кто знает уже как долго.
Агата была права насчет цветов. Но это должны быть особенные цветы.
Присцилла сидела на кровати, скрестив ноги, с чашечкой кофе в руке, и не могла перестать улыбаться. Это же настоящее чудо: они нашли тетрадь спустя несколько десятков лет поисков. Сначала Пенелопа и то письмо, теперь сборник рецептов – оказавшись в Тильобьянко, она будто попала в роман.
Она держала в руках помятую тетрадь Луизы и была совершенно счастлива. Сколько уже лет Присцилла не чувствовала себя настолько счастливой? Таким вот настоящим, искрящимся счастьем?
И то чувство сопричастности, которое на мгновение возникло у нее во время обеда с Эльвирой и Аньезе, после того как они нашли Дракулу, появилось снова, уже смелее – и более нежное и трогательное.
Присцилла подобрала ноги и обхватила колени руками, глядя на ветку акации, видневшуюся из открытого окна, и снова улыбнулась. Улыбнулась, думая о детях за столом, о черной тетради, о новом чувстве, и о том моменте, когда Чезаре смотрел на нее, пока дети в восторге танцевали по комнате. И когда вот так, ни с того ни с сего, будто это было самое естественное движение в мире, он на мгновение коснулся пальцем ее губ.
– Я тебя вижу, – прошептал он ей.
И Присцилла замерла на месте с
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
