в конце концов заставляет меня слишком нетерпеливо видеть, нравится ли ей во мне что-то еще. Или, по крайней мере, то, что она признает. Ей нравится меня целовать, и это чувство взаимно.
Мой член давит между ее ног, и даже между двумя слоями джинсовой ткани ей хорошо. Чем дольше мы целуемся, тем больше она начинает исследовать руками — вверх по моему боку и вниз по спине. Ощущение ее ледяных кончиков пальцев на моей коже поджигает мои внутренности.
В конце концов, когда я настолько тверд, что едва могу видеть прямо, ее бедра поднимаются, требуя большего трения.
Нет ничего, чего я хочу больше всего, как быть внутри нее. Я так сильно хочу трахнуть милашку Дейзи, что домик на дереве рухнет на землю.
Перекатившись на бок, я обхватываю ее через джинсы и прижимаю два пальца к ее центру. Ее охватывает дрожь, и я глотаю ее хныканье.
Я подвожу пальцы к пуговице ее джинсов. Клянусь, мои руки дрожат, как будто я впервые засовываю руки в штаны девушки. Дейзи, возможно, и не девственница, но она не встречается регулярно. Она доверяет мне так, как доверяла немногим другим.
Что-то шелковистое приветствует меня, когда я скользю рукой вниз. Я отрываю рот и ухмыляюсь.
— Что-то не так? — спрашивает она, задыхаясь.
Я наклоняюсь вниз, чтобы поцеловать ее в верхнюю часть трусиков. — Нет, милашка Дейзи. Всё так.
Я притягиваю ее джинсы к бедрам и ногам. Она сбрасывает туфли, чтобы я мог полностью освободить их от нее. Она приподнимается на локтях. Желание и нервы играют на ее лице.
— Я нервничаю.
— Ты хочешь остановиться?
— Боже, нет. — Ее быстрое признание заставляет ее смеяться. Она садится и тянется к ленте моих джинсов.
Пока она расстегивает на мне молнию, я натягиваю на голову свою футболку, а затем и ее.
Нелегко вытащить меня из джинсов в этом маленьком пространстве, но, проявив немного маневрирования и с полной отдачей делу, я снова лег рядом с Дейзи, оставив между нами только ее шелковистые трусики, бюстгальтер и мои боксеры.
Я держу ее лицо, целуя ее нервы, затем позволяю своей руке пройти вниз по ее шее, по впадине ее груди и живота, прежде чем остановиться на ее верхней части бедра. Я дразню край ее трусиков, наконец просовывая один палец под них, затем другой.
Она держится совершенно неподвижно, пока я не провожу подушечками пальцев вдоль ее щели. Ее бедра подпрыгивают.
— Если я кончу через три секунды, должна ли я смутиться и никогда больше не показывать свое лицо?
Посмеиваясь, я просовываю в нее два пальца и провожу большим пальцем по ее клитору.
Она бормочет что-то неразборчивое себе под нос.
— Нет, Дейзи, — шепчу я в уголок ее рта. — Ты не должна смущаться. Но если ты кончишь мне на пальцы через три секунды, мое эго может не поместиться в этом домике на дереве.
Ее смех скрыт под хныканьем, пока я скользю в ее скользкое тепло и выхожу из нее. Мое сердце чувствует, что вот-вот взорвётся в груди.
Это занимает больше трех секунд, но оргазм пронзает ее самым прекрасным зрелищем. Ее тело выгибается, и она целует меня так, будто ей нужен воздух из моих легких, чтобы выжить.
Когда последние толчки стихают, она растворяется в одеяле.
— Это было… — Ее голос затихает. Она улыбается, закрыв глаза. — Спасибо.
Да, это определенно был комплимент.
20
ДЕЙЗИ
Я не лгала, когда сказала Джордану, что я не девственница. Только один раз с моим школьным парнем, но с Джонатоном, студентом-физиком, с которым я встречалась в прошлом году, у нас было много секса. Ладно, не много, но довольно часто. В конце года он вернулся домой. Это был не совсем фейерверк, но он был милым, и у нас было много общего.
Итак, хотя у меня не было большого количества секса с кучей людей, я вбила свою V-карту [Прим.: Девственность]. Однако с Джонатоном мы больше ничем, кроме секса, не занимались. Поцелуи приводили к раздеванию, а затем сразу к сексу, возможно, с одним-двумя сжатиями груди для прелюдии.
Я даже не знала достаточно, чтобы понять, как я упускаю. Ох, как я все упустила. Теперь я могу без сомнения сказать, что то, что сделал Джордан одними пальцами, было в тысячу раз лучше, чем то, что сделал Джонатон, трахая меня.
И теперь я понимаю, что не знаю, как вернуть долг.
Джордан стягивает боксеры с бедер, позволяя своему члену подпрыгнуть. Он медленно поглаживает себя, осматривая мое тело с головы до ног.
— Покажи мне, что делать? — Я кладу свою руку под его.
Он твердый и гладкий, и от моего прикосновения из его члена течет преякулят. Он меняет положение своей руки и накрывает мою. Я перестраиваюсь и держу его в том же месте, где он был, и он медленно двигает нашими руками вверх и вниз по своей длине.
Его взгляд падает с меня на его член, и он втягивает воздух сквозь зубы. Мышцы его живота сокращаются, и мне хочется провести пальцем по контуру его очертания из шести кубиков. Ну, не сейчас. Вы не могли бы заплатить мне достаточно, чтобы я пошевелила рукой прямо сейчас.
У меня кружится голова от волнения от такого прикосновения к нему и от выражения чистого экстаза, которое омывает его лицо.
Он набирает скорость, двигая нашими руками быстрее. Я наклоняюсь и целую в голову. Он соленый на моих губах, и мой язык высовывается, чтобы попробовать его еще больше.
— Ох, черт, — бормочет он. Свободной рукой он держит меня за шею, притягивая ближе и прижимая свой рот к моему, издавая гортанный стон. Он успокаивает наши соединенные руки, но продолжает целовать меня, а его член подпрыгивает у меня на ладони.
Последний раз прикусив мою нижнюю губу, он отстраняется и позволяет голове запрокинуться. Его пальцы высвобождаются из моих, и он снимает носок, чтобы привести себя в порядок.
Это заставляет меня хихикать, и он бросает мне застенчивую ухмылку.
— Ты хочешь остаться ночевать? — Я уже придумываю, как провести его внутрь и в мою комнату так, чтобы мои соседки по комнате не заметили.
— Мне нужно идти.
— Действительно? — Мое лицо горит от, наверное, смущения из-за такого нетерпения. Он общается со многими девушками, для него это не главное.
Он снова подносит руку к моей шее и говорит: — Это было потрясающе. Сегодня вечером ты — все это. У меня ранняя тренировка утром, и все мое
