рабочие файлы и приезжать в головной офис. И только радовался, что это не коснется отца, если Сокорский меня разорит. Бизнесы были давно разделены.
Снова налил себе виски, и, рассматривая янтарный напиток, почувствовал, как щеки покрывает румянец стыда. Насколько я был циничен, но даже меня огласка среди общества задела за живое, и разговор с родителями вспоминал с дрожью в сердце, и хотелось провалиться сквозь землю. Нашел отец мое больное место и ударил под дых.
Я еще находился в Нихитожинске, а журналисты уже получили статью о чести и достоинстве семьи Разовских, и опубликовали на всех закрытых сайтах сливок общества. Простые люди не прочитают. На это и был расчет у Сокорского. Бить сразу по родителям.
Был в отеле и рассматривал мое лицо, пытаясь понять, как мне исправить мою внешность, чтобы нос так не выделялся. И надо записаться к зубному врачу в Солодовске, когда услышал звонок. Увидел «Отец», который звонил очень редко, и сразу понял, что дело принимает опасный поворот. Не ошибся, когда на меня налетел ураган гнева:
— Петр, мама плачет от стыда, когда прочитала, я еще держусь, поэтому и звоню тебе. Ты читал, что опубликовали в «Светском элитнике»? Не говори, что это правда, и мой сын потаскун?
Я даже застонал от этой новости. Что же там написано? И как Сокорский умудрился подать статью сразу туда. На самый известный сайт, не боясь опорочить и свое имя.
— Папа, успокойся, пожалуйста, знать не знаю, что там написано. Я в командировке.
— Будь добр прочитать и дать ответ.
Отец повесил трубку, а я взял телефон и набрал сайт. Не любил эту шелуху, но читал ради Зины, чтобы быть в курсе новостей, и уметь поддерживать иногда с ней разговор на эти темы. Она обожала все знать. Мои глаза на лоб полезли, когда я прочитал статейку. В ней рассказывалось, о Разовском Петре Александровиче, большом любителе окучивать личных помощниц и плодить потомство, несмотря на близкую свадьбу с девушкой из другой известной семьи, что пока держалось в секрете.
Я смог только сжать кулак и впечатать его в стену, выпуская ярость. Теперь все погадают недолго и забудут, а Разовские ославлены надолго. Придется сознаваться отцу. И только надеялся, что благодаря цинизму смогу это пережить. Снова набрал номер.
— Слушаю, Петр.
— Что я могу тебе сказать, папа. Это правда. У меня была любовница, и Зина об этом узнала.
В голосе отца зазвучала ненависть.
— Когда приедешь из командировки, я жду тебя в гости.
Его голос был пропитан такой злобой, что казалось меня снесет, как разбушевшаяся стихия. И звонок был скинут, чего отец никогда себе не позволял.
Я приехал через два дня и сразу же отправился в особняк родителей. Давно уже жил отдельно от них. Мой дедушка очень обрадовался рождению внука и, хотя семья была зажиточная и в деньгах не нуждалась, начал самозабвенно работать, желая, чтобы у любимого внука была просто отличная жизнь. Бизнес, которым владел дедушка, стал процветать и, когда мне было пятнадцать лет, Разовские считались миллионерами.
Когда я закончил экономическое образование, дедушка разделил бизнес между мной и отцом пополам, гордясь тем, что он вручает внуку его детище. И гордился моими успехами, когда я ловко управлял моей частью, принося все больший доход и стабильность, расширяя кампанию. В его глазах были слезы, и в голосе звучала гордость за успехи любимого внука. И я очень любил дедушку.
Меня встретили родители, но теперь казалось, что это не любящие мама и папа, а ледяные статуи, которые даже не обняли, как раньше. В глазах мамы стояли слезы и обида, а у папы ненависть и злость.
— Пройдем в гостиную, — холодно бросил отец.
Я сидел и не знал, чего ждать. Мне не хотелось портить отношения, а с оглаской за два дня уже смирился.
— Ты разочаровал меня, Петр. Мы так ждали этой свадьбы. Зиночка любила тебя, родила бы детей. Она тебе ровня, и мы уважали Иннокентия Борисовича. А ты разрушил наши дружеские отношения. Как ты мог?
— Папа, что случилось, то случилось. Я не любил Зину, поэтому стал изменять. Ну, пойми ты, не создан я для семейной жизни. Вам придется с этим смириться.
Мама всплеснула руками и заплакала. Укоризненно посмотрела на меня, и ледяным голосом спросила:
— И что ты будешь делать с девушкой, которая беременна?
Я удивленно посмотрел на нее.
— Ничего. Хотел по-хорошему обеспечивать ребенка, но раз Алена так поступила, меня больше ее жизнь не касается.
Отец, смотрел на меня с такой едкой смесью презрения и ярости, что позавидовала бы гремучая змея. Казалось, он был готов убить меня на месте.
— Какой же ты моральный урод. Марина, мы вырастили подонка, эгоиста и циника. Господи, за что нам это? Отец бы умер от такого позора. Он так любил Петю. Считал его славным продолжателем рода.
При словах о дедушке почему-то на сердце стало нехорошо. Представил на миг, если бы он сейчас стоял здесь и все слышал. А ведь это правда. Не смог бы пережить и узнать, каким его внук вырос. Щеки вспыхнули от стыда. Даже мой цинизм не помогал мне справиться с гадким чувством и перестать видеть в глазах дедушки упрек. Смог бы я это пережить, будь он жив?
— Саша, мне тоже нехорошо, надо попросить принести успокоительное.
В голосе мамы слышалась истерика, когда я услышал трель колокольчика. Меня схватили за грудки, и я увидел презрительный взгляд отца.
— Убирайся отсюда. Мне стыдно, что ты мой сын. Если тебя Сокорский обанкротит, мне будет только жаль, что отец зря не спал ночами, чтобы обеспечить Петеньку деньгами.
От этих слов почему-то захотелось плакать. Отец словно ударил меня под дых. Я забыл, кому был обязан благополучием. Сокорский банкротит сейчас не меня, а труды дедушки. Он старался для меня, а я подвел.
Я встрепенулся от неприятных воспоминаний и сжал кулак.
«Найду способ выстоять против Сокорского. Ради деда. Клянусь».
Эпилог
Прошло пять лет
Константин
Я шел на кладбище. Сердце сжимало от нежной тоски по маме. Пять лет не прошли бесследно в моей жизни, и я многое осознал. Сейчас желал скорее увидеть фотографию мамы и прикоснуться к ней рукой, и ноги сами по себе пошли по тропинке быстрее. Я не был здесь три года, с тех пор как похоронил отца.
Солодовск стал чужим для меня городом, и теперь я был рад, что мы уехали. В Аллубьевске у меня была любимая семья