живем, в землю уходим, значит, землей и греться надо. Выздоровел он, а я словно переродился: так много я понял возле него. Прозрел, можно сказать. Уразумел я, почему одни бедны, другие богаты, одни всесильны, другие бесправны. И многое другое… А главное, он в мое сердце великую веру вселил. Не вечен, сказал он, такой порядок, при котором один кровопийца может мучить сотни хороших, работящих людей.
Верь, сказал он, может, сам доживешь до дня, когда все они полетят в тартарары! И я верю.
— Как его звали, отец?
— Нуча[29] его звали! — встрял Чуурай.
— Сказать по правде, дочка… забыл я имя. А науку его хорошо помню.
V
Если дни черны, как ночи, если неделю за неделей не видишь ни лучика солнца, если даже луна и та зловеще не поднимается над горизонтом — темнота эта становится для непривычного человека невыносимой пыткой. А местные жители как будто и не замечают ее: пасут оленьи стада, ставят ловушки на звериных тропах, хлопочут в чумах своих. И ждут» весны. Ждут света.
Лютый холод сковал землю и небо. Когда спишь у стенки, волосы примерзают к подушке. Но Нюргуна старается выносить все лишения без жалоб. Да и какая польза в ахах и вздохах! Зима от них теплее не станет. Главное — она жива, здорова, о ней заботятся настоящие, душевные люди. Не сбылись замыслы Каменной Женщины, не утонула Нюргуна и не замерзла, она еще вернется в Кыталыктах.
Опять снится родная долина, сияющая на солнце, вся в цвету. Только нет на этот раз радости в душе Нюргуны. Будто бы идет она по лугу, к людям, а люди от нее, лишь мальчишки бегают вокруг. «Мертвая девушка! Мертвая девушка!» — кричат они и языки показывают.
«О, да, утонула в реке, привидением стала», — слышится чей-то знакомый голос, а чей — невозможно понять: то ли Хоборос, то ли попа, то ли Василия…
Нюргуна очнулась. На подушке, под щекой — что-то мокрое. Догадалась — слезы… Ей стало так тоскливо, что она едва не заплакала снова. Когда же действительно пойдет она босыми ногами, не закованными в тяжелые оленьи торбаса, по лугу Кыталыктаха?… С Буокаем она больше не заговаривает об этом. Не только потому, что для старика непосильно переправить ее за многие сотни верст. Буокай полюбил девушку, как родную дочь, и любой намек, что она может покинуть их, заставляет его хмурить клочковатые брови. Да и сама Нюргуна привыкла к чужим людям, заменившим ей родных. Никогда не знавшая ни отцовской, ни материнской ласки, она сладко замирает на мгновение, когда Буокай называет ее дочкой…
Вдруг в урасе все засверкало, словно в ней вспыхнуло солнце. На стенах жилья высветились дыры и заплаты, полыхнули пламенем немногочисленные железные предметы.
— Как светло! — вскрикнула Нюргуна. — Что это?
Она вскочила с постели. Ослепительный свет лился из их домашнего костра, горящего посреди урасы. Обычно он едва тлеет, его подкармливают скупо — чтобы только не погас. На этот раз он, казалось, клокотал и взвивался вверх, рассыпая искры. Вскоре, однако, пламя стало слабеть, и костер принял свой обычный вид.
— Прямо солнце, а? Я бросил в костер огненный камень, вот что с ним случилось! — довольный произведенным эффектом, произнес Буокай.
— Что за камень?
— Ээ, давно это было, лет тридцать назад. Ходил по берегу Ледовитого моря один грамотный русский человек, нашел такой камень и показал людям. С тех пор все охотники, если увидят такие камни, обязательно подбирают и таскают с собой. Бывает, однако, что зря таскают: не горит — похоже, да не то. Тот русский говорил, что искать такие камни надо в земле. Но мы, тунгусы, землю не роем. Грех землю тревожить. Мы ее ковыряем, только когда человека хороним.
— А еще есть у тебя, отец?
— Нету. Редко они попадаются, однако. Тот, маленький, что сейчас сгорел, в речке нашел. Вода принесла, а откуда — трудно сказать. Ничего, — поспешно добавил старик, заметив огорчение на лице Нюргуны, — весна придет — насобираем. Никуда не денутся.
«Весной и без огненного камня светло», — хотела сказать Нюргуна, но удержалась. Дай понять, что тебе очень хочется этих камней, Буокай, пожалуй, пойдет их искать. А ведь у него много других забот.
— Вот, дьявол, замучил. Ну, дождется у меня! — сердито бросил Буокай.
Вчера у него несколько ловушек объел волк — испортил пойманных песцов. Раньше это случалось редко. А нынешней весной повадился какой-то опытный зверь — и песцов жрет, и сам не попадается. Ходит, видимо, по следам охотника, ворует добытое человеком.
Буокай внимательно осмотрел ружье, набил патроны жаканом.
— С ночевкой идешь, отец? — подбежал к нему Чуурай.
— Пока вора не ухлопаю — не вернусь. Посмотрим — кто кого. Нюргуна, ты палатку посмотрела?
— Нашила заплаты, — вздохнула девушка. Она не представляла себе, как можно спать в таком легком сооружении. Прокопченная дымом, прожженная в десятках мест огнем — сколько ночей укрывала охотника эта ненадежная холстина!
Буокай засмеялся.
— Ну, что насупилась?! Погоди, придет с юга купец и продаст вашему отцу за сотню песцов белую-белую, как лебедь, палатку. А пока будем ждать купца и собирать шкурки, старушка наша дырявая еще послужит верой и правдой. Счастливо! Я пошел!
Нюргуна вышла за ним из урасы подышать свежим воздухом. Дул резкий ветер, далеко в небе мерцали одинокие звезды. Старик вскочил на нарту, и собаки рванули с места. Вскоре нарта и наклонившийся вперед седок исчезли за плотной завесой тьмы. Теперь Буокай появится через несколько дней. Скучно будет без него в урасе.
Стало холодно. Нюргуна направилась было к двери, как вдруг опостылевшую темноту пронизал ослепительный луч. Он тут же погас — Нюргуна даже не успела вскинуть голову. Она вспомнила слова Боккои: «Говорят, иногда человек видит раскрытие рая. Если он успеет высказать любое свое желание, оно тотчас исполняется». Неужели она прозевала именно такой случай? Она бы сказала одно: «В Кыталыктах».
Огорченная девушка откинула полог, но в этот момент у нее за спиной зашумело небо.
Мелькнувший луч оказался предвестником северного сияния! Оно занялось в полнеба, переливаясь множеством красок, свешиваясь до земли радужной бахромой.
Старик Буокай рассказывал Нюргуне много сказок об этом чуде. Больше всех запомнилась одна.
…Жило некогда в тундре, на берегу океана, многочисленное племя. Жило дружно, всегда вместе, ураса к урасе. Люди помогали друг другу, делились добычей. Но случилась беда: пришла страшная болезнь, оспа, и унесла их всех одного за другим. Осталось только двое — юноша и девушка, да и
