Короче, ты, как журналист, должна помнить, какой скандал… Ну и новому начальству ситуация с наркооборотом в области совсем не понравилась. Мужик стоящий, неподкупный, старой закалки. Вот он и взялся за местных братишек всерьез. В ФСБ отдел специальный есть, который занимался операцией от начала. Мелких сошек они давно пересажали, а крупную рыбу поймать труднее: уже год собирают компромат. По слухам, Сиплого хотели взять за жабры, но тот, как хитрый жук, успел сесть раньше. По пустяковому делу, но все же. Поговаривают, созданная им сеть работала, как гидра. Сажали одних — на их место тут же приходили другие, и так бесконечно. Явки-пароли не знает никто, кроме самого Сиплого, который руководил этим всем, как Карабас-Барабас. Опыт, наработанный годами. Но на него самого ничего конкретного…
— Так ты уверен, что убитый — человек Сиплого?
— Я ни в чем не уверен, потому как видеть мне его не доводилось. Да и не моя это тема, ты же знаешь. Я все больше по кражам, дракам, разбою… Тружусь на районе, так сказать. Но Юрка сказал, как раз накануне того дня, как труп нашли, должна была состояться передача какой-то важной информации связным Сиплого неизвестному лицу. Их вели уже несколько месяцев, так что все было на мази. Но встреча почему-то не состоялась, я не знаю подробностей, а связной вообще исчез. Так что очень может быть, что Коля как раз прав, и эта ваша голова…
— Понятно, голова — это связной, пока все укладывается в эту схему, — в нетерпении перебила я, — и что нам теперь с этой информацией делать?
— Пока не знаю. Мне кажется, что-то тут нечисто. Сиплый не мог не знать о претензиях к нему у полиции, и если он допустил, чтобы его людей вели… Какой-то интерес у него в этом деле был.
— Ну вот, все и сложилось: может, он сам и велел убить связного, когда узнал об операции «Перехват». Чтобы человек его ничего не наболтал. Нет связного — нет проблем. Как бы его теперь в тюрьму посадить, чтобы они к нам претензии не высказали, а? Машке уезжать скоро, а мы сидим, как на пороховой бочке…
— Короче, мне Юрка контакты ребят дал, которые всем этим сейчас занимаются, я сначала сам с ними аккуратно переговорю. А потом, если пойму, что они адекватные, к вам пришлю. Ждите звонка, а из дому — ни ногой. Это может быть очень опасно: кто знает, кому вы перешли дорогу? Все, Гоблин идет. Отбой.
— А кто такой Гоблин? — поинтересовалась Машка.
— Начальник Валерки. Блин, Маня, я со всеми этими делами забыла про своего начальника, Гарыныча.
— Так отпуск же еще! Или ты по работе скучаешь? Я же говорила, давай расследование…
— Да не в этом дело! Я же теще его должна была бумажку отдать, а сама отправила к ней врагов. Мишаня мог бабку и того… Грохнуть, одним словом. Они же с Леньчиком вообще дегенераты полные. А вдруг ее пытали? — тут я побелела и представила себе несчастную старушку с утюгом у лица. — Я себе этого не прощу…
— Да ладно тебе, — попробовала утешить меня Марья, — зачем им теща Горыныча? Про нас она ничего не знала. Ну, хочешь, съездим к нему, спросишь невзначай: как, мол, поживает ваша бабушка? Не хворает ли?
— Ага, съездим, — перекривляла я ее, — нам из дома отлучаться нельзя, забыла? Хотя к родителям надо бы смотаться, вдруг я больше их не увижу… — пустила я слезу, утираясь Санькиным хвостом.
— Не сгущай краски… Может, все еще обойдется? Пошли пожрем, — вздохнула Маня, а я подумала, что оптимистам легче жить на свете. Мы доели остатки пиццы, а я вспомнила утренний разговор с нашим персональным ментом:
— Мне тут Валерка сказал, что чердак открыт, и можно через первый подъезд метнуться. Может, и мы так же выйдем потихонечку?
Машка идею одобрила, а кот нет. Но его мнением никто особо не интересовался, поэтому он, обидевшись, залез под диван. Вдоволь наглядевшись в окно и не заметив там ничего примечательного, мы с Машкой быстро переоделись и на цыпочках выбрались их квартиры.
Поднявшись на пару пролетов вверх, я смогла констатировать: Валерка не обманул, чердак был открыт. Мы быстро нырнули в пыльную темноту и миновали несколько пролетов, перескакивая через балки. Потом пустились по лестнице на первый этаж и выскользнули через черный ход с другой стороны дома.
— фу, ну и пылюка там, — заворчала сестрица, отряхиваясь. — Дом старый, как он вообще еще стоит?
— Ты тоже не девица, но бегаешь же! — съязвила я, потому что жутко нервничала, но Машка не обиделась и повертела головой:
— Ну, что, на машине?
— А на машине нельзя, — задумчиво промолвила я. — Вдруг Валера прав, и за нами следят? Если бы еще темно было, а так сразу будем, как на ладони. Надо партизанскими тропами…
* * *
Вздохнув, мы побрели на ближайшую остановку, при этом постоянно оглядывались и с минуты на минуту ожидали нападения неведомых врагов. Однако все обошлось, и вскоре мы уже ехали на маршрутном автобусе номер три, направлявшемся в пригород. Родители уныло копались в палисаднике и при виде нас заметно удивились.
— Анечка, Машенька, — запричитала мама, вытирая грязные руки о папу. — Это чего же… Мы же вас только на следующей неделе ждали…
— Что с машиной? — схватился папа за левый бок, наверное, думая, что его ласточка приказала долго жить, раз уж пришли мы своим ходом.
— Да все хорошо с машиной, решили прогуляться, да и выпить по рюмочке вашей знаменитой наливочки, — нашлась Маня, беря папу под руку и увлекая их в дом. — А если на машине — так какая наливочка?
Папа повеселел, но все равно смотрел настороженно, а мама, охая и кряхтя, принялась кормить нас борщом и котлетами. После мы отдыхали в прохладе дома, вдоволь насмеялись, рассказывая о приключениях с котом, и выдали родителям уже отработанную версию о намечающейся поездке в Турцию.
— Может, оно и правильно, — вздохнула мама, — иностранцев там себе найдете. Всяко публика поприличней, чему у нас на пляжах. Развалят свои пивные животы…
Пока Машка с мамой болтали о животах и задах, я вышла
