Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
ту сторону.
Купец брёл по снегу, между стволами деревьев. Окрики, и топот ног — эти звуки становились всё слышнее. Совсем рядом что-то шелохнулось. Степан взглянул вправо. Светилось два огонёчка — два круглых глаза животного. Меж ёлок, к купцу подкрадывался, шурша лапами, здоровый рыжий лев, обсыпанный снежком. Степан оторопел. Лев зарычал и озлобил рыжую морду.
Купец в ужасе бросился бежать. Бежал всё глубже в тайгу — вокруг мелькали стволы. Ринулся вверх по холму — он бежал и бежал! Наконец, все звуки благополучно стихли. Вдали, среди деревьев, показался огонёк. Он устремился к нему. Как подобрался ближе, разглядел — это была избушка. Её оконца ярко светились.
Купец постучал, открыл дверку и зашёл внутрь. И от страха вскрикнул, чуть отпятившись. Перед ним, у стола, стоял монах с ножом. Он шустро резал хлеб. Из-под чёрного капюшона белела знакомая половина лица:
— Вот и встретились, — устало воскликнул чернец низким голосом, и вздохнул. — Садись уж! Поешь хоть.
Степан, раскрыв глаза и тяжело дыша, прижимался спиной и руками к стене. Опомнившись, подошёл к иноку и присел напротив него за стол.
— А как это ты… здесь? — растерянно спросил купец.
— Очень просто. Как Бог повелел — так я и сделал. Теперь мне суждено Ему в отшельничестве хвалу воздавать. Ты лучше скажи, почему никак не остановишься в безумстве своём, не раскаешься? Если забыл, я напомню — предел когда-нибудь наступит Божьему терпенью!
— Ничего я не забыл, — раздражённо отмахнулся Степан. — Как звать-то тебя?
Чернец налил вина в чашу и поставил её перед гостем. Он снял капюшон. На лицо он был молодой, кудрявый. Взглянув чёрными глазами на купца, монах спокойно ответил:
— Павел меня звать. Ты не подумай, что я — святой какой-нибудь. Все мы грешны. Но ты прямо упорствуешь! Может, прыть твою в другое русло нужно направить? Для чего-то же Господь тебя ещё пока никак не наказывает!
— Может и нужно, — гость нахмурился.
Он поднёс чашу к губам, попробовать вина. Глотнув, он почувствовал гадкий солёный вкус и выплюнул всё с криком:
— Ну и дрянь! — со рта на серую шубу потекла густая красная жидкость, купец перемазался в ней, и с испугом ахнул. — Это кровь что ли?!
— А как ты хотел! — злобно ответил инок.
Степан уронил чашу, вылив кровь на стол. Он вспрыгнул и бросился к двери. В страхе выскочил на мороз и понёсся по лесу. С двух сторон раздавались громкие крики. Вдруг, чьи-то острые пальцы схватили его шею, потом ногу — купец грохнулся в снег. Четверо костлявых самоедов в малицах накинулись на него — и стали рвать одежду. Разорвав её на груди, один из них, с худым серым лицом и чёрными усами, яростно скорчился. Он откуда-то вытащил саблю. Вынул лезвие из ножен — и взмахнул им, и хрястнул лежащего в грудь!
Купец открыл глаза. Он был под одеялом. Высунувшись, он возрадовался — горело пламя, рядом спали товарищи. Всё было на своих местах.
…
Был день. По стволу дерева полз вверх бурый зверёк — почуял запах приманки. Прыгнув на дощечку, юркий соболь устремился к цели. Вдруг, на него обрушилось толстое брёвнышко — и прибило.
Прошло много времени. Летели снежинки. Раздавленный зверёк болтался в ветру. Издали послышался скрип шагов. Подошёл промышленник — и вынул соболя из ловушки.
Все приехали уже в зимовье, занялись промыслом. Верховское зимовье было — несколько изб среди тайги. Между избами, один человек сидел и остриём вычищал собольи шкурки от потрохов. Другой у костра крутил, поджаривая, кусочки дичи на палочке. У огня сидели Иван со Степаном, купец тихо говорил:
— Я видел во сне льва, он как и тогда меня загрызть захотел! А потом чернец повстречался, который со мною плыл в Дербент. Призывал меня в грехах раскаяться.
— Знаешь, — молодец задумался, а потом сказал. — Может быть… лев этот — гордыня твоя? От гордыни ведь всё зло в человеке. А чернец — совесть души твоей, и смирение пред Богом. Я тебе поведаю один случай! Читал я в хронике… очень давно, жил на свете Ираклий, царь греческий. Одолел Ираклий персидского царя Хозроя — и забрал у нечестивца животворящий крест Господень, который персияне прежде из Иерусалима умыкнули. После победы, возвратился греческий царь во Иерусалим с крестом, и видит — над вратами ангел порхает! И сказал ангел Ираклию: «Этими вратами небесный Царь со смирением на добровольную гибель шёл, и нёс этот крест! А ты с гордынею войти хочешь?!». И спустился царь с коня — венец царский снял, снял сапоги, одна рубаха на нём осталась. Потащил Ираклий тяжкий крест на гору, со слезами! И поставил его на горе, на прежнее место.
Степан задумчиво глядел в огонь.
…
Однажды, Иван отошёл от зимовья очень далеко. Пока ходил, уже стемнело. Он всё бродил по ночной тайге, высматривая хижины. Но их нигде не было. Молодец в страхе молился о том, чтоб отыскать товарищей.
Он вышел на опушку. Под звёздным небосводом, среди снега стояло несколько огромных чумов с торчащими вверху, из-под оленьих шкур, острыми концами жердей. Верхушки юрт ярко светились. Из них струился дымок. Самоеды.
Иван приблизился к палатке, поднял покров. Он зашёл. Посредине горело пламя. Рассевшиеся возле очага взрослые и детишки с удивлением уставились на светлобородого незнакомца. Напротив молодца, в другом конце чума, стоял кудесник — всё его платье было обвешано блестящими подвесками и брелочками, на рукавах трепались разноцветные лоскутки.
— Помогите мне! — отчаянно воскликнул Иван.
Кудесник что-то громко крикнул гостю. Он засуетился, поднял с земли большую берестяную чашу и протянул её молодцу. Чаша была доверху наполнена тёмно-красно кровью.
— Нет уж, не буду я это бесовское зелье пить! — вскричал Иван.
Самоедский колдун страшно разозлился. Вдруг, завыла вьюга — сбоку посыпался снег. Огонь потух — палатка исчезла! Вместо кудесника стоял мужик с головой собаки. Пёсья морда залаяла, существо кинулось к молодцу. Иван побежал прочь — понёсся в лес. Бежал он по лесу ещё очень-очень долго…
Настало утро. Заснеженная тайга была залита мягким дневным светом. Беглец окончательно выбился из сил. От бессилья согнувшись, он схватился
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
