потери. Решили переправиться через Лабу ночью на 8 (21) марта. Оценка общей обстановки показала, что рассчитывать на отдых в Закубанье бессмысленно – район занят революционными частями. Согласно общему направлению движения армии, красные ожидали добровольцев в Майкопе, куда спешно стягивали войска и боеприпасы. Первоначальным движением на юг решено было утвердить красных в этой мысли, потом, перейдя реку Белую, круто повернуть на запад и выйти в район дружественных армии черкесских аулов. По замыслу, манёвр вводил в заблуждение красное командование, позволяя избежать ряда тяжёлых боёв. Вместе с тем появлялась возможность, не отвлекаясь от направления на Екатеринодар, соединиться с Кубанской армией, по имевшимся сведениям отошедшей в направлении Горячего Ключа.
Следовало обезопасить тыл армии, затруднив переброску войск И. Л. Сорокина через Кубань. Для этого после 21 часа 6-ю роту Корниловского полка отправили к Усть-Лабинской с заданием захватить и подорвать мост. Кавалерийский разъезд из отряда полковника Корнилова узнал пароль для заставы красных. Пользуясь пропуском, группа корниловцев в итоге дерзкого налёта перебила охрану и овладела переправой, однако подрывная команда по какой-то причине не подошла, и мост остался цел. «Наша небольшая группа смельчаков захватила мост и расправилась с их заставой, – свидетельствовал Н. И. Басов. – Но подрывная команда, заслышав выстрелы, удрала. Поэтому мы так долго и стояли – в надежде, что она вернется. Она не вернулась, а нам без нее делать было нечего, поэтому мы идем в Некрасовскую»[175]. Не выполнив задания, к утру 6-я рота корниловцев вернулась в станицу.
После полуночи в ночь на 8 (21) марта передовые части Добровольческой армии переправлялись через Лабу. С западной окраины станицы в авангарде шли юнкера генерала Боровского. Они решительно бросились в ледяную воду, но в глубоких местах, по ироническому слову их командира, «малыши пускали пузыри». В целом Юнкерский батальон переправлялся успешно, чего нельзя было сказать про Партизанский полк, который шёл на левый берег с восточной окраины Некрасовской. Там в результате инцидента произошла серьёзная заминка, что угрожала срывом всей ночной операции.
Дело в том, что подготовку переправы – разведку, постройку плотов и сбор лодок – генерал Богаевский поручил отличившемуся 3 (16) марта в бою за Выселки есаулу Лазареву, одной из самых колоритных личностей Партизанского полка. «Среднего роста, полный, коренастый, с светлыми, слегка навыкате, глазами, с кинжалом на поясе и башлыком по-кавказски за спиной, георгиевский кавалер, живой и энергичный, он невольно внушал симпатию своей смелой удалью в бою и веселье, – с нескрываемой симпатией писал о нём А. П. Богаевский. – Под командой и надзором начальника, которого Р. Лазарев уважал или боялся, он вел себя сравнительно прилично, и его дебоши не выходили за пределы допустимого… Но когда он становился почему-либо самостоятельным, то его выходки граничили уже часто с преступлением… Очень характерный отзыв дал о нем кто-то из тыловых начальников на Кубани в феврале 1920 года, жалуясь мне телеграммой на какую-то его проделку: “В бою незаменим, в тылу невыносим…” Кончил Роман трагически – по суду был расстрелян в Крыму»[176]. Есаул Лазарев заверил своего начальника, что к полуночи задача будет выполнена. Когда же, немного отдохнув после предыдущей бессонной ночи, командир Партизанского полка около полночи вышел к реке, то на условленном месте никого из партизан не встретил. Выяснилось, что есаул Лазарев перебрал спиртного и уснул, проспала назначенное время для переправы и вся его сотня.
Выслушав от проштрафившегося есаула бессвязные оправдания, генерал Богаевский взял дело в свои руки. До рассвета оставалось не больше трёх часов. Лодок под рукой не оказалось. За час наспех смастерили плот на бочках, который развалился на середине реки. Шесть казаков, что плыли на нём, едва не утонули. Тем временем перешедшие на левый берег Лабы юнкера завязали бой. Красные начали постреливать и по партизанам. Генералу Богаевскому пришлось доложить в штаб армии о своей неудаче и переправляться вслед за юнкерами по налаженной ими переправе – телегам, поставленным в ряд поперёк реки.
Партизаны перетащили на левый берег батарею и повели решительное наступление на опорные пункты красных – хутора. Особенно энергично действовал есаул Лазарев, смело атакуя крупные части противника. К полудню Партизанский полк выполнил поставленную задачу. Довольный результатом боя, генерал Корнилов прислал генералу Богаевскому записку с благодарностью, и про ночной инцидент больше не вспоминали.
За авангардом шли марковцы. Они продвигались с трудом. У каждого хутора кипел ожесточённый бой. И неизменно на самом горячем направлении появлялся генерал Корнилов со своим штабом и конвоем.
«Видим у одного стога соломы штаб “Верховного”, – вспоминал И. А. Эйхенбаум. – Он сам, хан Хаджиев, человек двенадцать текинцев в больших лохматых шапках-папахах, у одного в руках плещется трёхцветный русский флаг. Вот она – Россия, притаившаяся у стога соломы. Это ли не символ! Спирает дыхание, становится страшно: штаб и “Сам” – под стрелковым огнём. Мы кричим “ура” и погоняем возницу, тот – лошадей, это же по инерции делают ещё несколько подвод, и мы несёмся на хутор, перед которым задержалась цепь. Предполагая, что это выскочили вперёд пулемётные возы, цепь идёт на “ура” и врывается в хутор»[177].
Добровольческие полки наступали по расходящимся направлениям и сразу попали в огневое кольцо. Коварный противник появлялся неожиданно и, получив отпор, быстро ускользал. Ушедшая в сторону команда или сбившаяся с пути повозка неизменно попадали в засаду. Лишь к вечеру 8 (21) марта добровольцам удалось несколько раздвинуть плотный круг вражеских частей.
Пока основные силы Добровольческой армии переправлялись через Лабу, её тылы надёжно прикрывал Корниловский полк. Корниловцы прочно заняли позицию вдоль Кубани и напротив моста, не давая сорокинцам подготовить удар в спину наступающим добровольцам. Долгими часами корниловцы вели редкую перестрелку с противником, окопавшемся на противоположном низком берегу реки. Лишь когда связные перебегали от укрытия к укрытию, красные усиливали огонь. Вскоре они пристрелялись, и корниловцы стали нести потери. Был тяжело ранен в живот один из номеров пулемётной команды. Во время перебежки из расположения 4-го взвода во 2-й взвод свинец ударил в сердце бывшему московскому гимназисту Александру Кореневу[178]. Юный доброволец упал замертво со страшной раной на спине, где пуля вышла из тела.
Поручик Евдотьев[34] решил внести оживление в скучную позиционную войну, придумав для себя опасное развлечение. Он то и дело вставал из-за укрытия, груды кирпичей, и, засучив рукава черкески, выходил на открытое место. Затем он поднимал высоко над головой свой мексиканский карабин и что было мочи громко кричал:
– Сволочь! Перестать стрелять!
Немного постояв, он неторопливо возвращался за укрытие. Красные, конечно, отвечали на его «команду» сильной беспорядочной стрельбой, чем веселили непоседливого поручика. Как правило, корниловцы не отвечали на огонь – берегли патроны. На другой день, в