Теперь всё её внимание сосредоточено на мне.
Глава двадцать восьмая
– Так-так-так, – насмешливо произносит леди Эшлинг. – Ну и кто из вас настоящая Эммелина?
Дара механически поворачивает голову к ней – судя по всему, она тоже полностью во власти чар.
– Я Эммелина, госпожа, – просто говорит она.
Я пытаюсь заговорить, возразить Даре, но слова застревают у меня в горле. Искушение позволить ей занять моё место сильнее – очень сильное. Я тут же становлюсь противна самой себе. Но, к счастью для меня, леди Эшлинг не так просто обмануть. Она переводит взгляд с Дары на меня и смеётся.
– Я тебе не верю. Вот эта, – говорит она, указав на меня, – прошла мимо Симоны и связала меня верёвками из теней. Твоей магии я ещё не видела. – Она обращается к Даре. – Ты можешь притворяться той, кем не являешься, но подменить магию нельзя. Она либо есть, либо её нет. А магией теней владеет она. – Леди пристально разглядывает Дару. – Итак, – говорит она. – Кто ты на самом деле?
Дара дёргает головой.
– Я Эммелина, – недоумённо повторяет она. Неужели Дара убедила себя в этом? Или она притворяется? Я знаю, что ей палец в рот не клади, но я также знаю, какой силой обладает леди Эшлинг.
– А как насчёт тебя? – Леди вглядывается в меня, явно не беспокоясь о том, что я могу сбежать. Выхода нет: со всех сторон живая изгородь, и я стою прямо перед леди. – Ты знаешь, кто она такая?
– Я вам ничего не скажу, пока вы не освободите Лукаса, – отвечаю я, и леди смеётся:
– А с чего бы мне это делать? Теперь он мой, разве нет? – Она отводит с его лба выбившуюся прядь золотистых волос, и он, замедленно моргнув, поднимает на неё взгляд.
– Да, моя госпожа, – говорит он.
– Видишь? – Она ухмыляется. – Если ты не скажешь сама, я просто извлеку из тебя информацию чуть позже. Так или иначе, ты откроешь мне то, что я хочу знать.
Я сжимаю кулаки:
– С родителями Лукаса вы сделали то же самое?
Леди Эшлинг широко улыбается:
– А, так это ты только что шныряла там вместе с той девочкой, верно? Да, Миранда и Альфред оказались очень полезными. – Она сдвигает брови. – Итак, где ты на этот раз привязала Симону? Уверена, сейчас она нам очень пригодится. Хотя Симона моя любимица, это вовсе не значит, что она единственная моя служанка. – Леди щёлкает пальцами, и в моей груди поднимается страх. – Полагаю, ты уже встречалась с ними.
На дорожке, ведущей к особняку, слышатся шаркающие шаги, и вскоре на ней появляются идущие гуськом дети с пустыми глазами. Дойдя до леди Эшлинг, они рассыпаются кругом, чтобы не дать мне улизнуть. Я инстинктивно пячусь, хотя отлично знаю, что бежать мне некуда.
Я созываю все тени, до которых могу дотянуться, и готовлюсь защищаться. Я не позволю себя схватить. Я не могу этого допустить.
Леди Эшлинг скользящей походкой подходит к подсолнуху и срывает один лепесток. К моему изумлению, она кладёт его в рот и прожёвывает, облизав пальцы. Когда она проглатывает его, воздух наполняется магическим гудением.
Я и не предполагала, что «пожиратель магии» – настолько буквальное название. Леди Эшлинг опускается на колени и опирается руками в землю, закрыв глаза, чтобы сосредоточиться. Воздух вибрирует от самой мощной магии, с какой я когда-либо встречалась. Я собираюсь с силами и притягиваю тени, изменяя и переплетая их, готовясь отбить то, что она сейчас на меня отправит.
Но леди Эшлинг и не пытается на меня нападать.
Вместо этого на меня надвигаются её марионетки. Впереди идёт Лукас. В его глазах ни единой искры узнавания.
Моя уверенность слабеет, и руки дрожат. Я готова биться с пустышками – но я не могу драться с Лукасом.
Я тяжело сглатываю, когда свет Лукаса принимает форму сверкающего огненного меча. Видимо, он не собирается оставлять мне выбор.
Моя ненависть к леди Эшлинг пылает так же ярко, как меч Лукаса. Она похитила всех, кого я любила, и напитала их ядом. Это последняя капля.
Пустышки надвигаются, но я окружаю себя теневым пузырём, достаточно плотным, чтобы они не могли пробиться сквозь него. На мгновение я позволяю себе вдохнуть полной грудью. Под моим куполом солнечный свет тускнеет, и даже сияющая луна кажется блёклой. Но тут приближается Лукас и заносит меч из света высоко над головой. Одним взмахом рук, без единой эмоции в погасших глазах, он разрезает мои тени, оставив прореху.
– Вот так, Лукас. Эммелина тебе не соперник, – хихикает леди Эшлинг.
Я оттягиваю тени назад и плету из них верёвки, хотя понимаю, что не смогу с их помощью защитить себя. Да, я могу сделать их осязаемыми, но им не выстоять против светового лезвия. Когда мы работали вместе, это было прекрасно, но стоило нам оказаться на противоположных сторонах, как реальность обернулась кошмаром.
Пустышки рвутся вперёд, грозя смести меня. От страха по коже бегут мурашки. Я не знаю, на что способен каждый из них, но точно знаю, что нельзя позволить им касаться меня. Именно так похититель памяти забрал мысли Дары. Остальные ментальные способности должны работать по такому же принципу. Мои теневые верёвки змеятся между детьми, обвивают их талии и ноги, и они падают на землю извивающейся, злобно урчащей кучей, молотя руками по воздуху. Я крепко затягиваю концы верёвок и привязываю их к ближайшей изгороди.
На лице леди Эшлинг читается раздражение:
– Лукас, ты знаешь, что делать. – Она насмешливо усмехается и поднимает руки.
Земля под ногами оживает, из неё вырываются толстые лозы, которые оплетают и крепко держат мои запястья.
Лукас снова приближается, занеся сверкающий световой меч.
У меня перехватывает дыхание. В любой другой ситуации я бы сказала, что это оружие прекрасно – наверное, это лучшее творение его магии. Но сейчас…
Тени в Саду выскальзывают из-под гигантских цветов и оборачиваются вокруг ног Лукаса. Но они только слегка замедляют его. Он размеренно разрубает их, сначала с одной стороны, потом с другой, и идёт дальше. Я пытаюсь вырваться из хватки лоз, но это бесполезно. Они вплелись мне в волосы и обвили шею. Но я продолжаю насылать на Лукаса тени, отчаянно надеясь замедлить его, словами снять чары леди Эшлинг.
– Лукас, – говорю я. – Пожалуйста. Мы же друзья. Не делай этого.
На мгновение он останавливается. Что-то новое мелькает в его глазах, но потом свет гаснет, и лицо Лукаса становится таким же безучастным, как и прежде.
– Ты лгала, – говорит он. – Ты предавала мою семью при каждом удобном случае. Ты мне не друг.
Его жестокие слова вонзаются мне в сердце острее и больнее, чем если бы он ударил мечом. Моя неспокойная совесть эхом отдаётся в них, и осознание их истинности буквально оглушает меня.
– Мне очень жаль, – шепчу я. – Я не хотела. Я бы сделала что угодно, чтобы повернуть время вспять.
