тисках клешней.
Когда жерло воронки открылось на максимум, оттуда не вылез ни Карелл, ни чудовище, утащившее его, лишь брызнул фонтан теплой крови, окропившей лица стоявших, и небольшой темный предмет, пронесшийся прямо над ухом Асмера с такой скоростью, что рассмотреть его не представлялось возможным.
Само собой, каждый понимал, что означает этот фонтан крови, но отказывались в это верить. Они понимали, что продолговатый предмет может рассказать о судьбе Карелла, после того, как он исчез под землей, только никто не хотел знать наверняка. Страх сковывал. Все еще оставалась надежда, призрачная и хрупкая, и никто не хотел лишний раз двинуться, чтобы случайно не разбить ее.
Так они и стояли. Покрытые кровью и внутренностями разнесенных пулями животных, мужчины застыли в оцепенении, изредка и как бы исподтишка поглядывая на пятно света, искрящегося золотистой бронзой опавших листьев. Никто из них не решался пройти несколько метров, открыть дверцу антрацитового ларца и найти там правду, уже известную, однако далеко не желаемую. Время тянулось мучительно долго, тишина после канонады выстрелов давила на уши. Только листья органично шелестели в такт мыслям.
– Сука, – тихо выругался Асмер и, отвернувшись, побрел в темноту леса.
Примерно в двадцати метрах у ствола дерева, там, где он переходил в корни, лежало что-то черное, настолько, что выделялось даже в окружающей тьме. Это был сапог. Обрубленный сапог Карелла. Такой же, как и у всех тех, кто направился вместе с ним в экспедицию, за исключением одного:
Он был весь покрыт еще свежей кровью.
Асмер заглянул внутрь, сам не понимая зачем. И очень сильно об этом пожалел.
Из оборванного голенища торчал обрывок кости, окруженный месивом из мышц, мяса и сухожилий, словно ступню просто оторвали от тела.
– Это какая же нужна силища? – отрешенно подумал Асмер, с трудом отвел глаза от сапога.
Остальные, вопросительно глядя на Асмера, наблюдали за его приближением. Никто ни о чем его не спрашивал. И так все было предельно ясно не только по неуверенной, спотыкающейся походке Асмера, но и по его полному печали лицу и опущенным глазам, и по тому, как тот удрученно помотал головой.
Все были очень расстроены, и никто больше не хотел оставаться в этом ужасном месте, так что было решено продолжить путь, благо компас и карта были не только у ныне покойного Карелла, что сгинул утащенный неизвестным существом.
– Не беспокойся о мертвых, думай о живых, – прозвучал голос в голове Асмера. В полной тишине – так громко, что он дернулся от неожиданности. Все молчали, погруженные в свои мысли.
Прошло еще много времени, прежде чем отряд вышел из тьмы жуткого леса, что забрал жизнь их товарища. Лишь тогда, впервые с того момента, как в темной пучине сгинул Карелл, раздался чей-то голос. Асмеру, казалось, что он давно не слышал человеческой речи, лишь шелест листьев, да треск деревьев.
– Как красиво…
***
Через несколько часов деревья исполины, наконец, остались позади, их густые зеленые кроны перестали затмевать небо, и, наконец, у него появилась возможность показать себя во всей красе.
Асмер никогда не думал, что будет так скучать по огромным и воздушным, словно вата, облакам, по слепящим лучам солнца и по бесконечной бирюзовой синеве, гигантским куполом накрывающей землю. Теперь же, когда все это было перед ним, он просто не мог оторвать глаза от неба и от оранжевого диска светила, находящегося в зените.
Вообще за последнее время (Из-за бесконечно царившей в лесу темноты, Асмер не понимал сколько дней они там провели, а часы, к сожалению, были только у Карелла, сгинувшего в ловушке, устроенной неизвестным чудовищем), за этот невыносимый переход в кромешной тьме, произошло столько ужасного, что время и его счет ушли на второй план.
Они снова видели глаза во тьме, но те уже не хотели нападать, видимо, узнали, что случилось с их сородичами. Встретили еще одно шестипалое существо, но предпочли аккуратно обойти его, а не вступать в бой, видели кучу световых ловушек. Но с этим всем они итак были знакомы.
Лес закончился крутым спуском вниз, в долину, в центре которой перламутрово-голубым зеркалом сверкало озеро. На ее берегу виднелись темные постройки, практически сливающиеся с землей и редким лесом, окружающим их.
– Чувствуете запах? – спросил Асмер.
Остальные лишь кивнули.
И только Архильд, всю дорогу молчавший, коротко сказал:
– Пахнет мертвечиной.
IV
Неведомо откуда полился дождь. Его холодные капли неприятно стучали о брезент курток, медленно стекая по нему, а затем опадая на размытую водой землю. Серая, чахлая трава, растущая из склизкой, вонючей, болотистой почвы колыхалась в воде, оставляя на ней рябь.
– Трава шевелится, – сказал Рене, тыкая куда-то пальцем.
– И что? – спросил Асмер.
– Ветра нет, – Недлард остановился. Нагнулся и протянул руку к вяло колышущемуся стеблю. – Так, посмотрим…
– Да вода течет, вот она и шевелится, – вяло произнес Архильд, смотря под ноги, – По мне, трава как трава.
Асмер похлопал его по плечу и показал рукой в сторону Недларда.
Старик держал в руках верхушку стебля. Серая и покрытая мелкими чешуйками, она продолжала двигаться в пальцах Неда. Только гораздо активнее, судорожно. Из оборванного конца травинки текла молочно-белая жидкость. Запахло гнилью. Сильнее, чем прежде.
– Беру свои слова назад, – сказал Архильд, глядя как стебель бьется в предсмертной агонии.
Недлард отбросил травинку на землю:
– Думаю, дальше будет только интереснее.
Архильд что-то буркнул.
– Понимаю тебя, – подумал Асмер. – С меня уж точно хватит странностей.
И тут же под его ногами что-то хрустнуло. Асмер обернулся. В глубоком отпечатке его ботинка, залитом водой, лежал раздавленный череп какого-то грызуна. Его серые кости, слегка пульсируя, обвивала эта странная трава.
– Это крыса, – подумал он. – Похоже на крысу.
Теперь он чаще смотрел под ноги.
Раньше Асмер этого не замечал, но сейчас чувствовал, как щупальца растущих их земли побегов упираются в подошву, когда тяжелый ботинок опускается на них. Чувство было мерзкое.
– Начинаю скучать по лесу, – сказал он.
– Может дальше что-то поменяется, – ответил Рене, на секунду подняв глаза.
Асмер знал, что поменяется, но совсем не думал, что в лучшую сторону, и он оказался прав. Гнилостный запах только усиливался, однако ноздри постепенно к нему привыкали. Воды становилось больше – теперь она доставала до щиколоток.
Идти стало труднее, как будто с уровнем воды трава стала выше и крепче. Теперь ноги путались в чешуйчатых, покрытых игольчатыми наростами побегах. Они вяло пытались обхватить ноги, прилипали к ботинкам.
Трупов грызунов также прибавилось, среди них виднелись даже совсем свежие. Через прорехи обвивающих мертвые тела щупалец местами
