— …Не знаю, как мне этого избежать.
— Но, сын мой, для этого и существует церковь. Она дает тебе силы и направляет, чтобы…
— Ад, — сказал Винсенте, — это навсегда, и он никогда не кончается. Стоит только в него попасть, как уже не выбраться.
Священнику явно не понравилось, что его перебили, но он взял себя в руки.
— Ты прав, Винсенте. Муки ада вечны.
— Как вы думаете, если мой отец умер, он в аду?
— …Твой отец?
— Но это возможно?
— Я…
— А кто-нибудь попадает в ад?
— …Да.
— Значит, это возможно.
— Ты можешь сказать такое, если его уже нет среди живых. Но…
— Я думаю, он именно там, потому что бросил меня. И еще мне кажется, что его там пытают черти.
— А вот если я попаду в ад, то стану чертом, — вдруг резко перебил его Тотой. И сразу же заметил, как в голосе Винсенте что-то изменилось. Он неожиданно стал холодным и решительным, а Тотой знал, что это предвещает неприятности. Виновника неприятностей могли лишить бесплатного супа. — Как только я туда попаду, тут же попрошусь в черти.
— Послушай, Тотой — проворчал священник. — Ты ни на минуту не должен хотеть стать чертом. Ворота рая для чертей закрыты, и они испытывают те же муки, что и проклятые души.
— Падре, мне кажется, что его там пытают черти, — повторил Винсенте, не обращая ни малейшего внимания по попытку Тотоя перевести разговор на менее опасную тему. Он отставил миску в сторону, хотя в ней еще оставалось немного супа. — Он в аду, и ему оттуда не выбраться. По-моему, это несправедливо.
— Чертей должно быть очень много, — произнес Тотой с возрастающим беспокойством. — Ведь в аду полно места.
Но теперь уже священник стал таким же непроницаемым, как Винсенте.
— Тебя волнует совсем не справедливость, — сказал он с убежденностью, которая приобретается только на собственном опыте. — Чтобы найти справедливость в жизни, ты должен понять, чего хочет Господь. — И, как бы в подтверждение своих слов, постучал костяшками пальцев по искалеченной ноге.
— Я не пытаюсь искать справедливость в жизни. Человек попадает в ад после смерти, и, по-моему, Бог поступил несправедливо, отправив туда моего отца.
— Винсенте, если твой отец в аду, что никому из нас не дано знать, его отправил туда не Бог. Все совсем не так. Принимая то или иное решение при жизни, мы сами определяем, что с нами случится после смерти.
— Никто не может решить, что он отправится в ад.
— Ты хотел сказать, что никто не хочет туда отправляться, но…
Винсенте снова перебил священника:
— Если Господь отправил моего отца в ад, я смогу увидеть его, только отправившись туда вслед за ним.
— Э… — сказал священник, — похоже, я медленно соображаю. Теперь я вижу, к чему ты клонишь.
— Вы думаете, что в аду есть дни для посещений?
— Погоди-ка, сын мой…
— Я в этом сомневаюсь.
— Сын мой…
— Значит, если я не сделаю ничего плохого в жизни, то никогда больше его не увижу. А если сделаю, то встречусь с отцом, но навечно останусь в аду.
— Сын мой, да послушай же меня!
— И вы считаете, что это справедливо?
— Я уже сказал: чтобы найти справедливость в жизни, нужно понять…
— О Господи! — взорвался Винсенте. — Я не спрашиваю о желаниях Господа или о вашей чертовой ноге! Я спрашиваю вас, справедливо ли это?!
Священник растерялся.
— Я… — только и смог он сказать.
— Пожалуйста, не прогоняйте нас! — взмолился Тотой.
— Так как же, падре, да или нет?! — вне себя выкрикнул Винсенте и вскочил. — Неужели, черт подери, трудно ответить?
Священник был добрым и милосердным человеком, поэтому не отлучил ни одного из мальчиков от кухни, несмотря на ругань и драку, которая разгорелась за остатки еды в миске, когда Винсенте отшвырнул ее от себя.
— Не волнуйся, сын мой, — сказал падре, когда Тотой пришел к нему на следующий день и стал пространно извиняться за поведение своего друга. — Конечно же, приходите оба. Добро пожаловать. Приходите в любое время. Драка за еду не самое плохое из того, что происходит в этой жизни… хотя мне бы очень не хотелось, чтобы она повторилась. — А потом добавил: — Да, знаешь, прошлой ночью я разговаривал с Богом. Никто из вас не отправится в ад: ни ты, ни Винсенте, ни его отец. Передай это Винсенте. Я не хочу, чтобы вы думали о чертях, ты меня понял?
Тотой заверил его, что не станет больше думать о чертях. И сдержал свое обещание.
Но Винсенте продолжал о них думать. Каждую ночь, целых две недели. Что тут поделаешь? Такой уж он был человек.
Тотой вскочил.
— Вот что я тебе скажу, Сенте. Я не собираюсь целый месяц говорить только о том, кто подстрелил эту кошку. Ясно?
Винсенте немного помолчал и сказал:
— Давай поищем мини-маркет. После такой пробежки я бы не отказался от кока-колы.
5
Но никакого мини-маркета не было и в помине. Не было вообще ничего. Идти было совершенно некуда, но не имело смысла и возвращаться. Каждый из ребят спрашивал себя, не заблудились ли они, особенно Тотой, которому вообще, насколько он себя помнил, никогда не случалось заблудиться. Это было все равно что вдруг разучиться плавать, когда ты уже нырнул в реку.
В свою очередь, Винсенте пугало не столько само это место, как то, что такое запустение могло существовать посреди Манилы. Обычно вокруг всегда были люди.
А еще его смущало, что здесь когда-то, причем совсем недавно, кипела жизнь. Об этом говорило буквально все вокруг: покрытые слоем грязи витрины магазинов, свисавшие клочьями рекламные плакаты и разбитые неоновые надписи. Сквозь окна ресторанов, казалось, можно было различить посетителей, сидящих за бутылкой пива. В одном заброшенном баре был даже музыкальный автомат. Он лежал на боку, посреди кучи покореженных банок из-под пива и смятых газет, похожий на японский сундук с драгоценностями, плавающий в море проклятых банкнот. Непонятно, с какой стати все эти вещи, которые еще могли бы послужить, попросту бросили здесь, вместо того чтобы привести в порядок. Как будто за какой-нибудь час ночная жизнь переместилась в другое место.
Та же мысль явно пришла в голову и Тотою, который выразил ее на свой манер.
— Я смотрю в оба, — тихо произнес Тотой, и они прошли целую улицу, не обменявшись ни единым словом.
Винсенте удивленно поднял брови:
— С какой стати?
— Клоун!
— …Какой еще клоун?
— Клоун из «Макдоналдса». Похоже, это из-за него здесь никого нет. Наверное, он тут охотится.
