Кони спали, фырча, прядая ушами икрыльями. Их просторные стойла были вычищены исветлы, каккомнаты водворцах. Янтарный свет солнца просачивался через узорные решётки наокнах, заливая золотом чистыйпол.
Конюх насыпал ввёдра спелый ячмень икрасную морковь. Его спина была мокрой отпота, алицо умиротворённым.
–Император…– Богиня склонилась впоклоне. Её белые одежды осветили конюшни, затмив солнце. Дети исчезли, её руки вновь оказались пусты, ина обеих ладонях открылись глаза, дарованные Буддой.
Конюх разогнул спину иулыбнулся.
–Непорали прекращать смешить богов идемонов, мой господин?– терпеливо спросила богиня.– Никто неверит впобеду имогущество обезьян. Вы водин миг можете покончить сих дикой игрой.
–Ноесли я остановлю это, то сойду сосвоего пути,– ответил император, вытирая руки ветошью.– Спути сойдут иобезьяны, итот, кто называет себя царём обезьян, ивсе, все, все люди, демоны, боги, звери, рыбы, птицы, травы, деревья, цветы идаже камни сойдут сосвоего пути. Реки понесут свои воды нетуда, куда должно. Само небо закружится иупадёт, забыв просвой путь.
Разумеется, богиня небыла уверена, что всё так категорично ивзаимосвязано. Философия философией, ножизнь вземном мире идёт несовсем так, какоб этом высокопарно рассуждают бессмертные, беспечно поедая персики вимператорском саду.
Вконце концов, эти захватчики всего лишь обезьяны. Даже если оставить вживых десяток извсего этого стихийного «войска», через каких-нибудь пятьсот лет им снова небудет счёта. Иконечно, они найдут себе нового царя, несчастные зверьки, привыкшие быть рабами. Какзнать, может быть, их новый царь будет более благоразумным, чем эти два дурака…
–Толстозадая Гуаньинь!
Богиня аж подпрыгнула отнеожиданности, апотом медленно повернулась назвук отвратительного голоса. Ухмыляющийся вождь обезьян отвесил ей шутливый поклон. Его дикая свита смеялась, осклабив зубы.
–Я нетолстозадая,– прошептала Гуаньинь. Неуслышалбыкто…
Бессмертные мудры иделикатны, они даже неулыбнутся бессовестной, низкой шутке. Богиня могла неволноваться, что может услышать разговор освоём «толстом заде» где-нибудь втени колонн дворца, что кто-нибудь посмеет хотябы заикнуться обэтом, нов мыслях-то…
–Я– император, богиня,– ухмыляясь, напомнил Хануман.– Иесли я так захочу, тебя только так ибудут называть. Писарь, пиши! «Я, император Сунь Укун, повелеваю: ссего дня идо конца времён всем икаждому называть богиню Гуаньинь– Гуаньинь Толстозадая!»
Побагровевшая отзлости богиня обернулась кнастоящему императору:
–Значит, таков мой путь, великий Юй-ди?
Нотот лишь улыбался вусы имолчал.
Гуаньинь медленно вышла изконюшен ивстала натеррасе. Часть перил была выломана, намраморном полу тут итам виднелись трещины. Император намеренно позволял обезьянам разрушать свой дворец. Обитель бессмертных. Иотныне она обречена наоскорбительное прозвище, потому что император считает, что таков путь.
–Ненавижу обезьян,– сама себе сказала богиня икамнем бросилась вниз стридцать шестого неба.
–Смотри, звезда упала!– Ольга подёргала Укуна зарукав.
Уже давно рассвело. Нанебе сверкнула, падая, далёкая белая точка. Икак только она рассмотрела её своим человеческим зрением?
–Это незвезда,– хмуро ответил царь обезьян.
Унего вдруг разболелась голова, какбудто её зажали втиски. Давно он неиспытывал этого ощущения. Споследнего путешествия назапад.
–Ачтоже?
–Так падают только боги. Нам пора. Путь долгий, авремени совсем мало, пока вы предавались пустым разговорам, мытью ипраздному легкомыслию, рис взошёл итребует полива.
–Какой рис? Очёмон?– нахмурилась девушка.
–Это метафора, милая моя,– терпеливо пояснил ракшаса.– Вашего супруга ждут дела. Ну авы, соответственно, должны отправиться вслед заним. Выбора увас всёравно нет, поэтому нетеряйте времени. Пока рис незасох, так сказать. Это тоже метафора, невоспринимайте буквально.
–Я никуда непойду!– возмутилась Ольга, ноктобы её спрашивал.
Когда снеба падают боги, уже недо шуток. Царь обезьян схватил свою женщину заталию, взвалил наплечо и, сопя оттяжести, пошёл прочь. Блондинка орала, лупила обнаглевшего китайца кулаками поспине ипротягивала руки всторону ракшасы, прося опомощи. Чёрный демон лишь улыбался имахал вслед.
Когда они вышли излеса кпавильонам, там уже стояло такси.
–Кто их вызвал?– спросил Укун.
Он неидиот, чтобы садиться вповозку, которая приехала сама, когда её никто незвал. Такие поездки ничем хорошим незаканчиваются. Любой ребёнок знает, что нельзя садиться даже наслучайного осла, приветливо подставляющего свою спину,– натаком осле моментально умчишься вДиюй, чтобы блуждать там, пока смрадный ветер неиссушит глаза ине лишит разума. Атут неослик, тут целая демоническая повозка.
–Я вызвал,– хрипло отозвался высокий китаец.– Дураки мы, чтоли, пилить додома пешком? Есть машины, есть поезда, есть самолёт. Ау меня, ксчастью, есть деньги. Кстати, уединственного извас.
–Ой, всё! Упрёки начались!– Блондинка почему-то сразу восприняла его слова насвой счёт.– Явообще-то сюда нервалась. Ив Китай нервусь. Уменя прививок нет! Загранпаспорта нет, визы нет! Я, знаетели…
–Заткни свою жену, брат Укун, яначинаю терять терпение,– сказал Ша Уцзин, обрывая её жалобы.
–Неговори моей жене «заткнись»!
–Я ине сказал «заткнись»! Оглох ты, чтоли, завремя своего заточения? Так уши продуй исадись вмашину! Самолёт ждать небудет!
–Нессорьтесь перед незнакомым таксистом,– вмешался Чжу Бацзе.
–Свинью неспросили!– водин голос огрызнулись Ша Уцзин иУкун, который какраз первым исел вмашину.
Недовольную Ольгу загрузили назаднее сиденье, какдрова, зажав сдвух сторон. Она попыталась было обратиться ктаксисту ипопросить унего помощи, нотаксист был индийцем. Если трое странного вида мужчин везут куда-то белую женщину против её воли, значит, так надо. Почему желтоволосая потеряла страх ине слушается, шумит, вырывается? Это невежливо.
Апотому правильно, что они решили научить её уму-разуму. Ну ауж какими методами– это их личное мужское дело. Ведь если эта женщина сними, значит, это их женщина, даже если они поймали её пару минут назад! Таксист просто сделал музыку погромче.
–Поезжай, возница,– поторопил его Сунь Укун, имашина тронулась сместа.
Трава пахла вечерней росой. Лисица каталась поней, счастливо рыча, иеё глаза сияли, какдва сапфира. Она потёрлась щекой обособенно пахучий кустик, ина белой шёрстке осталось зелёное пятно. Чихнув, лисица вскочила наноги ипотянулась, зевая. Какой насыщенный день!
Охотиться наглупых зверей иптиц, купаться вручье, валяться втраве иклацать зубами пролетающих бабочек– всё это намного лучше, чем тупо сидеть голой перед зеркалом ирасчёсывать волосы, дожидаясь мужа, который всёравно никогда неприходит втвою спальню.
