ножках, унося с собой вожделенный трон, а вслед ему летела корона. Была картинка, на которой тесным кругом собрались пузатые, круглолицые, с гротесковыми жабьими улыбками господа в цилиндрах и смотрели, как дерутся между собой лилипуты-монархи и ривьеры. На другой — те же коронованные головы на коленях стояли с протянутой рукой перед самодовольным банкиром, а на третьей — банкир сидел на горе денежных мешков, из которых сыпались черепа. Не избежала карикатуры и Ложа, олицетворением которой выступала тощая Фридевига фон Хаупен, надменно указывающая пальцем понуро плетущимся вон монархам. Или та же госпожа консилиатор, чудовищно огромная и злобная, довольно потирала руки, глядя на карту горящей Ландрии.
Дальше карикатуры отступали от общеландрийских масштабов к сугубо имперским. Вот кайзер-младенец в пеленках, но с лицом взрослого играется живыми солдатиками, а за ним стоит измотанный горожанин с дырой в кармане. Вот рабочий, которого тянут жадные руки императора, промышленника, священника и чародея. А вот худющий хлебопашец, убирающий поле, оно же стол, ломящийся от еды, за которым сидит императорский двор. Откормленный поп въезжает во врата райского сада на упряжке из мужиков. Чародей, наполовину страшилище, требует с мужика монету за защиту от себя же. Пузатый господин гонит плетью толпу рабочих к фабрике, из которой сыплются монеты ему в карман. Упитанная барышня в короне, хрустя аппетитной сдобой, горделиво проходит мимо исхудавших женщин, а ее юбка утягивает с них последние лохмотья.
Народные страдания менялись народной яростью. Здесь кулак народной воли ломает лица все тем же угнетателям, а здесь угнетатели разлетаются от пинка народной воли под зады. Там народ в лице угрюмого мужчины хлещет дворян, а здесь — они сами разбегаются от грозной надписи «Новый порядок», возвышающейся над Ландрией.
Проявлений ярости было много, и переходили они неизменно в любимые политически активными творцами картинки, демонстрирующие распущенность и порочность правительства Империи, которая почему-то навязчиво ассоциировалась у них исключительно с кронпринцессой Анной-Генриеттой. Кронпринцесса, демонстрируя свою гипертрофированную анатомию, давала всем подряд и в разных позах, за исключением кронпринца. Что это за мания такая — Даниэль никак не могла взять в толк и особо никогда не интересовалась подобным творчеством. На ее вкус оно было слишком однообразным и скучным. Да и исполнение было откровенно слабым, не идущим ни в какое сравнение с олицетворением революционной свободы, мощным, ядреным бюстом которой можно стены проламывать.
Галерея, тянущая, пожалуй, на пару пожизненных сроков и персональную порку от госпожи консилиатора, закончилась тамбуром перед закрытой дверью. У стены стояла софа и низкий столик. На софе сидели две девушки, замотанные в полотенца. Одна откинулась на спинку и навалилась на подлокотник, сильно запрокинув голову. Открытые глаза были совершенно пусты и неподвижны, из приоткрытого рта по щеке стекала тонкая полоска слюны. Другая, нервно хихикая и трясясь, трубочкой в дрожащих пальцах готовила пару дорожек белого порошка.
Даниэль брезгливо сморщилась, подняла левую руку. В венах пришла в движение густая масса мерзости, оплела ладонь девчонки и резко дернула. Порошок разметало по всему столу и стряхнуло на пол. Наркоманка панически взвизгнула, вскочила, принялась собирать вожделенный порошок, обещающий ей незабываемое приключение по коридорам сознания, но тут заметила посторонних. Взвизгнула снова, бросилась было на Даниэль. Чародейка спустила еще больше мерзости.
Видимые только сигийцу черные щупальца спеленали худую, болезненную девчонку, проникли ей в рот, присосались к телу и поползли под кожей. Даниэль облизнулась. Мерзость шепнула, что это будет милосердно — прервать жалкое существование этого животного, да еще и очень приятно. Надо только посильнее сдавить, чтобы тщедушное тело лопнуло. Сучка запустила когти вниз живота, вызывая в промежности томное напряжение и вынуждая непроизвольно сжимать мышцы.
Чародейка едва не поддалась, но вовремя остановилась. Подбросила девчонку и швырнула в угол. Та болезненно закашлялась и забилась с ногами, обезумевшими от ужаса глазами вытаращившись на ведьму, по шее которой из-под ворота ползли черные вены.
— Он там? — прохрипела Даниэль, возбужденно дыша. Воздуха не хватало. Чародейка рванула заплетающимися пальцами пару пуговиц на окаменевших грудях, чтобы было посвободнее.
— Да, — ответил сигиец.
Чародейка подскочила к двери, дернула ручку. От неожиданности чуть не заехала себе по носу незапертой дверью, толкнула ее на стену и влетела в небольшую комнату, в которой горели свечи, лился женский смех, плескалась вода.
Гирт ван Блед сидел в широкой, глубокой, доверху наполненной ванне в обществе трех девиц. Две липли к нему. Третья, бесстыже раздвинув ноги, сидела на краю и раскуривала тонкую трубку с опиумом.
Он не успел удивиться. Девки не успели сбить себе настрой. Только третья заметила ворвавшуюся чародейку, у которой блестели глаза, как у олтовой наркоманки. Девка поперхнулась дымом, едва не свалилась с края ванны.
Даниэль спустила в ван Бледа мерзость, сковывая, вталкивая ему в глотку недовольный вскрик. Следом в ванную вошел сигиец с мечом. Протянул к чародею руку и сорвал с шеи цепочку талисмана возврата — единственного, что было на том из одежды. Девки завизжали, прикрываясь руками, и прянули в стороны, расплескивая воду. Третья все-таки не удержалась и свалилась на выложенный плиткой пол.
— А ну заткнулись, пезды тупые! — сквозь зубы прошипела чародейка.
Не помогло. Девки завизжали еще громче. Даниэль оскалилась, напряглась. Пара щупалец, оплетавших ван Бледа, отделились и проскользнули им в рты.
— Вышвырни их! — приказала Даниэль и подошла чуть ближе к ванне.
Сигиец протянул руку. Одну из девок, давящуюся от мерзости в глотке, подняло из воды, перенесло по воздуху, оставляя мокрый след на полу, и вышвырнуло в тамбур. Той же участи удостоилась и вторая. Третью, вяло подтащило к нему по скользкой плитке, подняло на ноги и толкнуло в спину. Девка неуклюже побежала, едва попав в проем. Дверь за ней захлопнулась.
— Ну здравствуй, — зловеще протянула Даниэль, — любимый. Соскучился по мне?
Ван Блед, полностью обездвиженный, беспомощно уставился полными ужаса глазами на чародейку с обезображенным вздувшимися по левой стороне венами лицом. И лишь хрипел и давился комом в горле. Даниэль выпустила еще немного мерзости, проникая ему в глотку еще глубже.
— Я очень по тебе скучала, — промурлыкала чародейка. — Ты от меня столько раз сбегал, пришлось самой тебя искать. С ног сбилась, пока искала. Но вот нашла наконец. Да еще в таком виде! — похотливо облизнулась она, жадно впиваясь глазами в мокрый мужской торс. У ван Бледа было великолепное, ухоженное тело, и в отличие от лица оно оставалось таким же великолепным. — Но теперь не сбежишь, и мы точно продолжим нашу встречу хорошими потрахушками!
Ван Бледа от ужаса перекосило. Обожженное лицо стало невероятно уродливым и нелепым.
— Но только не здесь, — продолжила Даниэль, — а в интимной обстановке, где ты мне расскажешь, как жил, пока я зарабатывала себе мозоли на пальцах от тоски по тебе. А чтоб у тебя не было иллюзий, что ты избежишь разговора в интимной обстановке, — чародейка отступила назад, к двери.
Сигиец запустил руку под плащ, достал плотный чехол, из которого вытянул матовые браслеты обструкторов. Ван Блед засипел.
— Узнаешь подарочек, дорогой? — улыбнулась Даниэль. — Ты решил, что они мне к лицу. Хотел, чтобы меня привели к тебе в них. Но я подумала, тебе они пойдут лучше, чем мне. Проверим?
Дрожащие руки ван Бледа вытянулись, их выкрутило ладонями кверху. Чародей забулькал, кряхтя и харкая слюной.
Сигиец подошел к ванне, перегнулся через борт, поднося браслеты к запястьям ван Бледа. Тот зажмурился. Чародейка вся напряглась от предвкушения.
Наверно, это и смягчило удар.
Даниэль не сразу и поняла, что ее огрели чем-то тяжелым между лопаток. Она охнула, теряя концентрацию. Ее ударили снова. Чародейка зашаталась. Сковывающая ван Бледа мерзость ослабла, дала возможность пошевелиться.
Перед сигийцем выросла стена леденеющей воды. Он отпрыгнул, роняя обструкторы, выхватил меч.
Даниэль развернулась, увидела наркоманку, лишенную дозы, с безумными глазами и палкой, зажатой в руках. Девка замахнулась и ударила чародейку по плечу. Даниэль взвизгнула от боли, перехватила палку и опутала девку мерзостью, сдавливая чуть ли не до хруста костей. Наркоманку подбросило вверх, она описала в воздухе полукруг и со всего размаху впечаталась в стену.
Сигиец прорубил мечом толщу льда, но лишь затем, чтобы встретиться с ледяной глыбой, от которой не успел увернуться. Сигиец выставил меч, вспорол ее, разваливая в мелкие льдинки и капли, вскинул левую руку. Ван Бледа вдавило в борт ванны. Он заревел, брыкаясь и плеща водой через край, замахал руками. С пола вырос
