У бедняжки так дрожали руки, что он решил сам ее напоить.
— Вот так, по глоточку! Это придаст тебе сил.
И верно, Авроре сразу полегчало, вино согрело ее изнутри и избавило от озноба. Поблагодарив своего спасителя, она высказала удивление, что тот нашел для нее такое доброе вино.
— Когда здесь закатывают пиры, все пьют вволю. Мажордом пьянеет даже быстрее Его высочества. Бери, не жалко! А мне пора, а то меня хватятся. Похоже, твой хозяин всем понравился!
Как только Клаус умолк, зал взорвался аплодисментами. Ему пришлось исполнять ту же арию сначала на бис, потом в третий раз, прежде чем ему позволили запеть другую мелодию. Это был настоящий триумф, но для Авроры он оказался трудным испытанием. У нее было одно желание: забиться в какой-нибудь дальний угол, где потемнее и потише, замереть там и привести в порядок растрепанные мысли. Главное — не видеть «эту Платен»! Вот ведь подлая тварь! У Авроры темнело в глазах от ненависти, в ушах шумело, в голове, всегда такой ясной, царил сумбур. Мысли разлетались, поймать за хвост удалось только одну: теперь излишне выяснять, куда исчезли сокровища, отправленные Филиппом Ластропу, — совершенно очевидно, что на них наложила лапу «эта Платен». Но как ей это удалось?
Решив возвращаться к Штоленам, Аврора озиралась в поисках отпоившего ее слуги, чтобы попросить его предупредить Клауса. Не найдя его, она обратилась с той же просьбой к одному из музыкантов, который, воспользовавшись тем, что певец принялся сам аккомпанировать себе на гитаре, отлучился по неотложной нужде.
На парадной лестнице, где неподвижно застыли похожие на статуи воины с алебардами, ее схватил за руку тот самый слуга, которого она только что искала.
— Не сюда! Тебе на служебную лестницу. Пойдем, покажу!
Стоило им оказаться вдали от чужих ушей, слуга заговорил совсем по-другому:
— Простите, что я посмел называть вас на «ты», фрейлейн графиня, но иначе было нельзя. Если хотите уйти, я вас провожу. Этой ночью возможны неприятные встречи — не только для вас, но и для многих других!
Она застыла на месте, в отчаянии уставившись на доброхота. Еще один! А она-то надеялась, что в таком гриме ее никто не узнает! Но у нее подкашивались ноги, поэтому вместо того, чтобы отстаивать свою легенду, она только пискнула:
— Как вы меня узнали?
Слуга со смехом сунул ей в руку что-то странное.
— Когда человек приходит куда-то усатым, то ему лучше оставаться с усами до самого ухода... при всем уважении к благородной фрейлейн! К тому же я служил в лакеях у господина графа. Доннер, Иоахим Доннер, к услугам Вашей светлости!
Вглядевшись в его лицо, она вспомнила эту приветливую улыбку — и тут же потонула в красочных воспоминаниях.
— Иоахим Доннер... Как же, помню! Вы были среди тех, к чьим услугам мой брат прибегал чаше всего. Когда, узнав о его исчезновении, я вернулась в Ганновер, то направилась прямиком в его дом, но там уже не было ни души. Куда подевались тогда все вы, его слуги?
— Через два дня после его отъезда нам сообщили, что он долго не вернется, дом будет заперт, а нам придется возвратиться во дворец, где большинство из нас, кстати, служили раньше.
— Вы не удивились такому сообщению?
— Еще как удивились... и огорчились. У господина графа нам было хорошо. Здесь или в Херренхаузене гораздо хуже. Бывало, что он иногда на нас покрикивал, но все равно служить ему было в радость... а уж фрейлейн и подавно!
— Никто из вас не перешел на службу к фрау фон Платен?
— Только двое, но про них я всегда знал, что раньше они были ее людьми, а потом следили за нашим хозяином.
— Интересно, есть в Ганновере такое место, где бы не водилось шпионов?
— Не один Ганновер такой. Муж этой фрау — первый министр, что дает ей дополнительные преимущества.
Покинув Лайне-Шлосс через узкую дверцу, они быстро достигли дома Штоленов. Судя по двум освещенным окнам, Хильда еще бодрствовала. Аврора повернулась к Иоахиму и порывисто протянула ему руку, к которой тот едва посмел прикоснуться.
— Спасибо, что проводили, Доннер! Можно попросить вас об еще одной услуге?
— Просите о чем хотите, фрейлейн! Как бы я хотел снова оказаться у вас!
— Все может быть! Я живу в особняке Врангелей в Гамбурге. А моя просьба вот какая: найдите моего лже-господина. Я не успокоюсь, пока он не вернется.
— Я постараюсь, фрейлейн. Но, если позволит фрейлейн графиня, сам я тоже не буду знать покоя, пока вы не покинете этот город!
— Я сделаю это завтра утром, если все будет хорошо. Мне тоже не терпится уехать...
Аврора хотела его еще кое о чем расспросить, но сдержалась. Этот малый был ей симпатичен, она знала, что Филипп тоже был расположен к нему, но осторожность не располагала к излишней откровенности. Она уже достаточно узнала, поэтому позволила ему скрыться в уличной тьме. Она утаила свое внезапно возникшее желание отправиться к «Монплезиру» — богатому дому четы Платен на полпути между Лайне-Шлосс и Херренхаузеном, хотя это все равно ничего бы ей не дало. Невзирая на отсутствие хозяев, дом наверняка тщательно охранялся, тем более если там были спрятаны сокровища, так и не полученные Ластропом. То, что они находятся именно там, теперь не вызывало у Авроры ни малейшего сомнения.
Хильду она нашла у камина, в домашнем халате и в шерстяном чепце, с чашкой молока с ромом в руке.
— Хотите? — предложила хозяйка. — Адски холодная ночь!
— Охотно! — согласилась Аврора, пододвигая к огню кресло и протягивая замерзшие руки к живительному теплу. — Во дворце мне стало дурно, вот я и решила вернуться. Клаусу я оказалась не нужна: он и сам отлично подыгрывает себе на гитаре.
— Как все прошло?
— Блестяще! Надеюсь только, что расточаемые ему похвалы не затянутся, потому что я намерена отбыть уже на рассвете.
— На вашем месте я бы не рассчитывала на такой скорый отъезд. Если ваш друг понравился гессенскому князю, тот наверняка пожелает его приблизить.
— Это было бы слишком. Так он оскорбил бы хозяина.
— Что верно, то верно! А вдруг к певцу проявит интерес Ее высочество курфюрстина София?
— Еще хуже! Боже правый! Вот не подумала бы, что этот нескладный парень сможет заворожить столько народу! Откуда у него такой волшебный голос?
— Это называется «Божий дар»!
