схватив черта за рога. Черт замер от неожиданности.
Григорий Евгеньевич ощущал своими ладонями прохладную и шероховатую поверхность рогов, слышал бешеное биение своего сердца, ощущал, как по лицу стекают несколько капель пота и не мог их смахнуть. Что делать дальше он не знал, но тут откуда-то услышал ласковый, но твердый и уверенный женский голос: «Отпусти его!».
Григорий поднял глаза и увидел перед собой странно одетую женщину, как будто сошедшую с очередной иконы Богородицы, работу над которой он как раз заканчивал. Отпускать черта не хотелось, а держать становилось все сложнее, так как черт тоже хотел повернуться на голос и стал вырываться.
– Отпусти говорю, не бойся! – повторила женщина. Мои ребята за ним присмотрят.
Григорий Евгеньевич оглядел мастерскую повнимательнее и узрел, что около каждой иконы теперь стояли люди. Именно такие, каких он рисовал. «Сошли с полотен! – мелькнула у него мысль. – Воплотились!!! Моя комната наполнилась святыми!!!»
Последняя мысль шокировала Григория Евгеньевича даже больше, чем встреча с чертом. Он считал себя человеком глубоко верующим, и такое внимание к его скромной обители выглядело чем-то невероятным. Тут же он вспомнил, что в дальнем конце мастерской стоит картина с африканским пейзажем, которую он писал для гостиной одного высокопоставленного чиновника. В числе прочего на ней были изображены десятка два крокодилов. «А не попрут ли вслед за святыми крокодилы?» – задумался Григорий но голос женщины прервал ход его мысли.
– Да отпусти ты черта наконец! – в третий раз сказала она. – Что ты в него вцепился!
Черт задергался еще сильнее. Растерявшийся Григорий ослабил хватку, рога выскользнули из рук, черт метнулся куда-то в сторону, но это его не спасло – сошедшие с холстов святые уже успели приблизиться к кровати и теперь окружали ее полукругом.
– Стоять! – крикнул один из них черту и попробовал схватить его. Черт развернулся и бросился в противоположную сторону, но там, мощным ударом в поддых, его встретил другой святой – здоровенный бородатый дядька сурового вида. Святые навалились на черта и потащили куда-то за большой мольберт, а женщина, опознанная Григорием как Богородица, подошла к кровати и продолжила разговор.
– Тебе неспроста напомнили о конце света, – сказала она. Ибо конец сей близок. Но Господь призрел на тебя и даровал тебе святую миссию: ты должен повести за собой людей и спасти мир. У тебя есть шанс!
– Но почему я? – искренне удивился Григорий. – Ведь я не праведен и не добр. Скорее наоборот – я грешен и пьющ. И на иконах делаю бабло…
– На самом деле, в глубине души, ты добр и праведен! – ответила женщина.
– Да-да, где-то в глубине, где-то очень глубоко – поддержал ее из-за спины какой-то святой из числа тех, что не занимались чертом. Его голос показался Григорию Евгеньевичу ехидным, а фраза – знакомой, будто он ее уже где-то слышал, может быть, в старом фильме. Григорий попытался рассмотреть его, но в темноте не смог. Зато хорошо расслышал, как за большим мольбертом святые от души дубасили черта. «Ногами бьют, и возможно, по лицу! – подумал Григорий. Прямо как менты!»
– Не отвлекайся! – строго сказала ему женщина. Ребята немного разомнутся и успокоятся!
– Но что же я могу сделать? Как я поведу людей, как спасу мир? – с отчаянием в голосе спросил Григорий Евгеньевич, вернувшись к основной теме.
– Ты сможешь, ибо ты избранный. Тебе будет указан путь! – ответила ему женщина.
Григорий хотел спросить еще что-то, но внезапно в глазах у него все помутилось. Впрочем, он не был точно уверен – может, это помутилось в комнате, во всяком случае, фигуры святых стали какими-то расплывчатыми, их будто заволокло туманом, и они как бы стали растворяться. Звук ударов, которые продолжали со всех сторон сыпаться на черта, тоже зазвучал будто издалека и Григорий Евгеньевич почувствовал страшную усталость. Он непроизвольно опустился на кровать и сразу же крепко заснул.
Проснулся он утром, часов в десять, с сильной головной болью. С трудом встав с кровати, он подошел к бару и поискал там что-нибудь опохмелиться. Однако со вчерашнего вечера ничего не изменилось, разве что исчезла початая бутылка коньяка – теперь она стояла на столе совершенно пустой. Рядом пустел стакан со следами коньяка. «Это я что ли вчера его допил?! – сокрушенно подумал Григорий. – Не стоило этого делать! Тогда и голова бы так не болела, и на утро чуток осталось бы!»
Он решил одеться и направился к окну, так как именно около него на полу валялись штаны, но на полпути резко остановился и вздрогнул, будто от удара током. В его сознании во всех деталях всплыл вчерашний, как ему казалось, сон. Сны он помнил очень редко, практически никогда, а вот этот – помнил, причем так ясно, будто все это произошло минуту назад наяву. Реалистичность ощущений пронзила его настолько сильно, что, позабыв про штаны, прямо в трусах, Григорий Евгеньевич стал хватать недописанные иконы и проверять, все ли святые на месте, не слинял ли кто вчера ночью, но все было в порядке. Закончив со святыми, он подошел к африканской картине и тщательно пересчитал всех крокодилов на ней. Крокодилов не убавилось.
Ночное происшествие произвело на Григория Евгеньевича основательное впечатление. С этих пор в его творчестве появилась новая нотка. Он стал писать угрожающие, апокалиптические картины, исполненные невиданных монстров, странных сцен гибели мира, причудливых образов страшного суда и т.п. Объединенная общей тематикой и элементами художественного исполнения, эта серия его картин, тем не менее, представляла целый спектр разнообразных сюжетов, которые приходили к Григорию сами, неизвестно откуда. И хотя на этом поприще Иеронима Босха он не превзошел, полотна такого рода активно раскупались народом, причем по высоким ценам, что сделало его и без того безбедное существование еще более обеспеченным.
Но деньги, и раньше находившиеся в его жизни не на первом месте, теперь интересовали его еще меньше. Григорий Евгеньевич целыми днями думал о том, как же он может выполнить миссию, возложенную на него Господом, как поведет за собой народ и спасет мир от конца света. Ему обещали указать путь, но время шло, а пути он так и не знал. Что делать? А может, ему сообщали, а он не заметил? Подобные мысли все чаще тревожили художника. Но вскоре ситуация изменилась.
К этому моменту он уже жил в деревне, однако в тот день оказался в Москве. Семья собиралась на отдых в теплые страны, а он приехал их проводить. Когда все убыли, Григорий позвал друзей и, пользуясь полной свободой, устроил застолье на кухне. Поскольку из трех
