на месте Литературы, осталась бы на кухне, хлебнула чайку или хряпнула бы пустырника. Хотя… наверное, нет, если бы мне удалось поменяться местами с этой манерной мадам, вся эта история закончилась бы гораздо быстрее — я просто не смогла бы вытерпеть физика больше трёх дней. А он бы терпел меня и того меньше — этот чистюля страшно не любит кошек.
Невнятный поток моих слегка запинающихся мыслей прерывает новая порция шума: удары, потом резкий треск, какие-то вопли, звон…
Торопливо прикрываю глаза, сворачиваюсь в позе эмбриончика и усиленно притворяюсь спящей, хотя при таком звуковом сопровождении спать может только несвежий труп.
Непонятные звуки превращаются в нервные шаги, и низкий голос резко произносит:
— Марина?! Вы в порядке?! — впрочем, особой надежды в этом «в порядке» не слышится. Судя по голосу, Хучик морально готов выносить мой труп, предварительно попинав его за детективную деятельность.
Открываю глаза, успокаивающе подмигиваю ошарашенному менту, элегантно поднимаюсь с дивана… где-то на полпути обнаруживаю, что тело противно затекло и отчего-то дрожит, теряю координацию и кулем падаю на пол.
Хучик хватает меня за шкирку и рывком ставит на ноги, не забывая придерживать за одежду — наверняка беспокоится, что свалюсь. Его явно распирает от эмоций, даже глаза потемнели и кажутся не такими тусклыми. Похоже, следак вот-вот сорвётся на крик — возможно, с раздачей поздравительных пинков.
— С вами точно все хорошо? — неожиданно по-деловому уточняет мент. — Стоите? Вот так. Хорошо. Не шатайтесь. Вы же не пили?..
Спешу его успокоить:
— Только чай, два глотка. Понимаете, если бы я вообще не пила, Людмила могла заподозрить неладное. Но я не думаю, что там было что-то опасное — наверное, какое-нибудь безобидное снотворное. Если хотите, возьмите пробу с этого ковра. Вообще-то она елозила там тряпкой, но ведь какие-то микрочастицы должны…
До «микрочастиц» бедный измотанный Хучик ещё выдерживает, потом же явственно белеет и тычет пальцем в диван:
— Рассказывайте!
Кому это он? Наверно, всё-таки мне — не думаю, что он настолько задёргался, что начал разговаривать с предметами мебели.
— Вы знаете, мы с Людмилой никогда не были в дружеских отношениях и я, естественно, насторожилась, когда она ни с того ни с сего предложила налить горячего чаю — причём с такой коварной физиономией, что прям Борджиа отдыхают. Я заподозрила, что дело нечисто, согласилась для виду, а сама сняла тапки и направилась за этой выдрой. Она долго колдовала над чашкой и…
— Как вы поняли, что вас хотят отравить? — резко уточняет Хучик, засовывая руку в карман куртки (наверняка диктофон включает). Его физиономия явно не светится вселенским терпением, поэтому делаю над собой усилие и объясняю максимально понятно:
— Смотрите сами: Людмила по жизни меня недолюбливает — похоже, ревнует к своему драгоценному физику (тоже мне принц!). Сегодня я заявляюсь без приглашения, и с порога начинаю задавать неудобные вопросы. Она то грубит, то отмалчивается, то вдруг решает угостить меня чашечкой чаю. Не нужно быть Иоанной Хмелевской, чтобы заподозрить неладное.
— То есть вы сняли обувь и босиком прокрались по коридору? — уточняет Хучик. Подозреваю, что он собирается искать мои следы в ультрафиолетовых лучах (читала, криминалисты постоянно так делают).
— Почему босиком? В носках.
Торопливо вспоминаю, какие на мне носки. Нашарив в памяти, что с утра были чистые и без дырок, слегка успокаиваюсь и демонстрирую ступни дотошному менту. Напрасно! Полы в доме физика не могут похвастаться стерильностью, но дело даже не в грязи, а в том, что носочки оказываются из разных пар: один голубой, а другой — сиреневый. Ой, блин…
Суровый Фёдор Иванович скептически изучает указанное цветовое многообразие и, чуть дёргая глазом, уточняет голосом доброго санитара из психбольницы:
— Вы всегда надеваете разные носки, когда собираетесь к кому-то на дачу?
— Нет, но… так получилось. Вообще-то я люблю носки позитивных цветов…
Растерянно замолкаю под его взглядом. На самом деле «коктейль» из цветастых носков храниться в моём гардеробе со времен замужества. Зловредному алкоголику я всегда покупала черные, серые или коричневые, себе же — поярче, чтобы не путались. А то поначалу он вечно ходил в моих, а я нацепляла его. Не знаю, кого это раздражало больше… Так или иначе, теперь в моём скромном жилище не осталось ни одного черного, серого ли коричневого носка, и даже синие, насколько я помню, уехали вместе с Петькой. За годы совместной жизни их, кстати, накопилось прилично — и, зная предпринимательскую жилку неисправимого алканавта, могу поспорить на томик Донцовой, что он обязательно попытается (а, может, уже попытался) кому-нибудь их продать. А что, это деньги, которые тоже можно пропить.
Хотелось бы мне взглянуть на «счастливого покупателя»…
Конечно, я не спешу рассказывать обо всём Хучику (должны же у нас остаться какие-то семейные тайны), а просто втираю менту, что цветные носки привносят в мою унылую серую жизнь небольшой позитив, после чего продолжаю рассказывать трогательную историю про отравленный чай.
С каждый сказанным мною словом следак чуть грустнеет, а, учитывая, что он и вначале не представлял собой образец оптимизма, всё идёт к тому, что к концу рассказа он превратится в злобного огнедышащего Пьеро.
Но только я добираюсь до эпизода с смс-кой, в комнатушку заваливается мент помоложе и деловито уточняет, что делать с ножом. Хучик смотрит на него, как на идиота, и посылает завернуть как вещдок.
Едва дожидаюсь, когда он уйдёт:
— Какой-такой нож?!
И тут следак впервые за всю беседу изволит улыбнуться:
— А, вы же не знаете, — медленно произносит он, демонстрируя весь набор крокодильих зубов. — Вашу Людмилу только что задержали… — драматическая пауза, — с ножом в одной руке и топором в другой.
— Топором?! — кажется, я немного бледнею. Страшно представить, что она собиралась делать с этим комплектом.
С минуту коварный следак наслаждается произведённым эффектом, потом милостиво произносит:
— Это шутка. В другой руке был моток, точнее, клубок запутанного шпагата. Кстати, мы могли не спешить: по самым скромным подсчётам, распутывание этой верёвки заняло бы у вашей подруги не меньше часа.
Насладившись моей реакцией на это сомнительное утешение, следак ощутимо веселеет и предлагает начать сначала. Послушно пересказываю события, случившиеся с самого утра… пока вдруг не понимаю, что дело нечисто! Коварный Хучик явно задумал какую-то гадость, иначе зачем он так благодушно кивает, едва-едва сузив глаза, и даже ни разу не вспоминает про тот злополучный визит к Костылёвым?
Дурное предчувствие меня не обманывает — дослушав до конца, следак задаёт всего лишь с десяток вопросов и, даже не составляя протокол, волочёт меня к их криминальному медику. Угадайте зачем? Делать промывание желудка!
