если ты дурой не будешь. Только подпиши!
Он сунул документы мне в руки. Спустя несколько мгновений вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку. И пальцем указал на прочерк внизу страницы.
— Это мировое соглашение! — Его сиятельство соизволил объяснить. — Я, в отличие от тебя, думаю о нашем ребенке. Как закончится суд, ты уже знаешь. У тебя нет ни единого шанса остаться в этой квартире или отжать у меня компенсацию. Но если подпишешь соглашение, все затраты я возьму на себя. Квартиру продадим. Деньги поделим пополам.
Словно он нес какую-то чушь, я тряхнула головой и сунула бумаги вместе с ручкой назад.
— Спасибо за щедрость… — Меня стало потряхивать. — Не нужно. Как-нибудь обойдусь без твоей милости.
— Дура!
Леня взял мою руку и силой заставил сжать ручку.
— Хочешь с Машкой на улице остаться. Или к мамке планируешь сбежать? — Он навис надо мной, тыча бумагами в лицо. — Она ведь тебя сожрет и не подавится. Они с бабкой никогда не простят, что твой папашка все тебе оставил. Любимой дочке! Пока не сдохнут, будут завидовать, что он тебя больше любил, чем их серпентарий.
— А ты, значит, так заботишься, что готов собственную дочку лишить крыши над головой?
Я, что было силы, толкнула его в грудь.
— Оборзела совсем?! — Леня шатнулся, но устоял.
— Я не оборзела. Я прозрела. Не понимаю, как вообще могла с тобой связаться. Зачем пошла замуж. Как не замечала, какое ты ничтожество.
— Крыша поехала? — Леня резко развернул меня лицом к двери. Приложил к стене бумаги и снова сунул в руки ручку. — Забыла, как я тебя из того клоповника вытащил? Как замуж позвал, хотя ты девкой зеленой была. Ни трахаться, ни готовить не умела! Память совсем короткая?
— Знаешь, что… — Меня разрывало от ярости. Все эти упоминания о родителях и моей молодости били похлеще ударов по лицу. — Иди к черту!
Я отшвырнула ручку в угол. Сильно. Так что она упала куда-то на ступени. Слишком далеко, чтобы Леня мог дотянуться, не оторвавшись от меня.
— Ах, ты сука! — прозвучало над ухом.
— Отпусти! — Я дернулась.
— Ах, ты дрянь! — Мужские пальцы схватили меня за волосы и с силой потянули назад. До боли. Заставляя выгибаться.
От ужаса по спине холодок пробежал.
Никогда Леня не говорил со мной с такой злостью. Никогда не делал больно физически. Но сейчас каким-то шестым чувством я ощутила, что это «никогда» закончилось. Что рядом стоит незнакомый мужчина, готовый на все.
— Мамка с бабкой слушаться не научили… — Больше не спрашивая, Леня сам распахнул дверь и толкнул меня в квартиру. Резко, словно куклу. — Так я сейчас научу!
Он решительно сделал первый шаг вперед. Расправил плечи. Но вместо того, чтобы пересечь порог, неожиданно крякнул. Согнулся пополам. И, как мячик, улетел к двери лифта.
Глава 21
Паша
Я, конечно, догадывался, что с Женей просто не будет. Фея, мать ее! Без крыльев, но нежная, хрупкая, чудесатая на всю голову. Одна единственная в своем роде.
Однако я не знал, что трудно будет до такой степени!
В глазах потемнело, когда увидел, как ее хватает какой-то прилизанный хер. Челюсть уронил на пол, когда это чмо, словно свою собственность, толкнуло Женю в квартиру.
По моим планам сейчас она должна была паковать чемодан, и натягивать на свою сладкую жопку кружевные трусики.
В честь такого события я даже вызвал службу клининга и выбросил из морозилки зеленый горошек трехлетней давности.
Никогда так основательно не готовился к встрече с женщиной. Ни разу за последние пять лет не звал никого жить со мной под одной крышей. А она…
Чем именно занималась моя фея, я и думать не стал. Второй раз с размаха впечатал кулак в брюхо прилизанного. Аккуратно, под ребра, в самый мякишек — туда, где не оставалось никаких синяков, а болело после удара неделями. За шкирку поднял это недоразумение с «икс» и «игрек» хромосомами. И только, когда в глазах убогого появились первые признаки вменяемости, спросил:
— Ты вообще что?
В ответ это существо просто обязано было сказать что-то вроде: «гандон», «утырок» или «дерьмо». Во всяком случае, мой кулак возле его требухи так и подсказывал правильные варианты.
Но феечка за моей спиной ожила, и знакомым дрожащим голосом произнесла:
— Это мой муж… Бывший.
Наверное, уже после этого мне нужно было занюхать или хлебнуть какой-нибудь успокаивающей дряни. Лучше только снотворной. Чтобы срубило как березку от удара лесоруба.
Но у Жени никакой дряни не оказалось.
Вместо успокоительного на полу валялись листки бумаги с до боли знакомыми фразами: «раздел имущества», «квартира номер…» и «мировое соглашение». Как пазлы головоломки. Для студентов юрфака первого курса.
А вместо снотворного — лупоглазый мудак, который оказался не только отморозком, поднявшим руку на женщину, не только мужем… бывшим, но еще и дебилом.
Что делать дальше, я у себя даже не спрашивал. Вопроса не стояло! Оттащив лупоглазого от лифта, чтобы не смылся, я бережно затолкал свою феечку в квартиру. Захлопнул дверь, рявкнув: «Не высовываться!» И со всем уважением к законам принялся за воспитательную работу.
С почками.
С печенью.
С поджелудочной.
И немного с голосовыми связками.
В лучших традициях оперов из РОВД. По всем заветам судебных медиков.
До имен, признаний, сроков и понимания. Общего! Нерадостного!
Полегчало мне только минут через пятнадцать. К этому времени существо по кличке «бывший муж» уже не тявкало, а только уныло поскуливало. Все бумажки с пола перекочевали в карман моего пальто. А из-за двери вместо «Паша, остановись!» доносилось лишь тихое «Пожалуйста!»
На это «пожалуйста» я, как бродячий пес, и поперся.
Вначале распахнул дверь. Осторожно, чтобы никого не пришибить. Потом ощупал свое чудо с ног до головы, проверяя комплектность и сохранность. Ну а после подхватил дрожащую женщину на руки и понес в сторону первой попавшейся горизонтальной поверхности. На диван.
— Паш, я звонила тебе, — Женя говорила и всхлипывала. Тоненько, тревожно. До царапающей боли за грудиной.
— Да, знаю.
— И писала…
— Прости. Не мог ответить.
— Мне так нужно было тебя увидеть. Очень срочно.
— Представляю.
— Паша, кажется, у меня могут забрать квартиру. Я не справлюсь без твоей помощи.
Мою тихую, скоромную феечку, которая даже за обед в ресторане вечно пыталась заплатить сама, будто подменили.
Нет, снизу подо мной лежало все тоже совершенство. Длинные ноги, словно созданные красоваться на моих плечах. Самая офигенная на свете грудь, на которую я залип с первой встречи. Губы, способные убить и воскресить своей порочной неопытностью. Глаза, в которых утонула моя холостяцкая
