посольство А. Ждановича). Поляки взяли курс на силовое подавление «автономистов»: сокращение реестра до шести тысяч и возврат тех, кто хотел стать казаком или уже стал им, но не попал в него, под власть панов, размещение в Малой Руси польских войск, сокращение области казачьего проживания до тех местностей, где они жили на момент восстания. Политические результаты казачьих побед над польскими войсками девальвировались позицией «союзников» Хмельницкого — татар, не желавших окончательного поражения Польши и отделения от неё Малой Руси.
Надежд на их помощь уже не оставалось. А ведь Крым был вассалом Османской империи, на протекторат которой над Войском Запорожским (и Малой Русью) надеялись некоторые группы в казачьей старшине. Гетманское руководство вело переговоры с султаном Мехмедом IV о предоставлении протектората (в 1653 г.) на условии оказания Стамбулом военной помощи. Султан был не против, даже авансом прислав гетману грамоту о принятии Войска Запорожского под свой протекторат и атрибуты власти.
Прими её казаки, и перед Малой Русью со временем встала бы перспектива повторить судьбу Молдавии и Валахии, а возможно, и более тяжёлую — Сербии, Греции и Болгарии. Через некоторое время турки в Малой Руси появятся, принеся опустошение Правобережью и захватив на двадцать семь лет Подолье, где церкви начали превращать в мечети, а народ обращать в мусульманство. Тем более, этот курс противоречил всему образу жизни и мысли казачества, выросшего на войне с Крымом и Турцией, и православному народу Малой Руси вообще. Неслучайно, что последовательную антитурецкую (как и антипольскую) позицию занимало как раз рядовое казачество и вчерашние показаченные[88].
Помимо проблем нравственного выбора вставал вопрос о практической отдаче от такого подданства. Дело в том, что северное направление для Османской империи всегда было второстепенным. Главным для Стамбула было направление западное (экспансия на Балканы, борьба с Венецией за контроль над Средиземноморьем, противостояние с Габсбургами и Римом) и восточное (борьба с иранскими правителями за Средний Восток, Междуречье и Кавказ)[89]. Северное направление турецкие правители доверяли своему вассалу — Крымскому ханству. А за собой оставляли контроль над ключевыми точками причерноморского региона, защищавшими с флангов позиции Османской империи на Балканах и в Закавказье, и на дальних подступах обеспечивавшими безопасность северного побережья Малой Азии.
Что такое «крымский союзник», казаки уже успели понять. А возможность получения непосредственно турецкой помощи была сомнительной: Турция вела войну с Венецией за Крит (1645–1669 гг.), и войска туркам требовались там. К тому же, привод «басурманских» войск мог стоить протурецкой партии в старшине карьеры и даже жизни. Оставался единственный вариант — Россия.
Присоединение
Поначалу русское правительство отнеслось к событиям в Речи Посполитой с тревогой: в казачьем выступлении видели мятеж против законной власти, а в начавшейся народной войне — опасное выступление простолюдинов против правящих верхов, и потому придерживались нейтралитета. Тем более, что казаки действовали в союзе с крымцами. Поначалу дело даже шло к совместным с польской стороной действиям против мятежников и их крымских союзников. Но смена власти в Речи Посполитой дала повод не вмешиваться в конфликт на стороне Польши.
Однако к концу 1648 года позиция Москвы стала меняться в сторону посредничества между гетманом и Варшавой, и такой курс в целом продлился до августа 1653 года. Казачьи обращения к царю стали поступать раньше — начало им положило письмо Хмельницкого от 8 июня 1648 года. А в начале 1649 года в Москву прибыло первое посольство во главе с полковником Силуяном Мужиловским. Свои просьбы-предложения Хмельницкий передавал и через сторонних авторитетных лиц. Так, иерусалимский патриарх Паисий известил Алексей Михайловича, что гетман «велел ему бити челом царскому величеству, чтоб государь пожаловал ево, Хмельнитцкого, и всё Войско Запорожское приняти под свою государскую высокую руку и своими государевыми ратными людьми помочь им учинити, а они де, черкасы, вперёд ему, государю, будут подобны, и под его государскою высокою рукою быти желают»[90]. Стоит заметить, что в это время казаки были на пике своих успехов, не то, что в 1653 году.
Подобные просьбы и обращения имели давнюю историю. Впервые их озвучил гетман К. Косинский, обратившийся к царю Фёдору Иоанновичу. Затем к царю, уже Михаилу Фёдоровичу, и патриарху Филарету с аналогичными просьбами обращались гетманы Сагайдачный, Федорович, церковные иерархи Иов (Борецкий), Исайя (Копинский)[91].
А всего от гетманского руководства царю Алексею Михайловичу поступило тридцать обращений, содержащих эту мысль. Кроме этого, казачья сторона поднимала вопрос о возможности переселения в Россию Войска Запорожского в случае его поражения в войне, на что в январе 1652 года было получено согласие московского правительства. Пока дела восставших складывались более-менее нормально, а польская сторона ещё была согласна идти на некоторые компромиссы, эти заявления носили скорее характер «деклараций о намерениях» (что, впрочем, всё равно утверждало в сознании народа и казачества мысль о возможности и желательности русского подданства).
С российской стороны за тот же период к Хмельницкому было отправлено тринадцать посольств. Таким образом, инициатива и переговоров, и прошений исходила от малороссийской стороны. Россия не была готова вести войну с Речью Посполитой, а в случае принятия казаков и Малой Руси в подданство, она была бы неминуема. Страна была экономически и демографически ослаблена Смутой начала века, а также недавней неудачной Смоленской войной (1632–1634 гг.). Больших затрат требовало и строительство Белгородской засечной черты (1630 — 1640-е гг.), призванной защитить страну от разорительных татарских набегов.
Да, в Москве считали и даже периодически провозглашали, что польские короли и литовские князья не являются природными господами Западной Руси, и что эти земли — наследственное владение русских государей, Православной церкви оказывалась помощь[92], однако практических шагов по их возвращению давно не предпринимали. А более предпочтительным направлением приложения сил ещё со времён царя Иоанна IV многим в русском руководстве виделась не Малая Русь, а Прибалтика и литовские земли (Белая Русь). А царя Алексея Михайловича и патриарха Никона больше занимала вселенская задача покровительства мировому православию и защиты православных от турок-магометан. Захвата русских земель Польши в Москве не готовили и не планировали, предпочитая защищать права тамошних православных дипломатическими способами, которые у России имелись[93]. Лишь с 1653 года, когда стало понятно, что посреднические дипломатические усилия не приводят ни к чему, а положение восставших ухудшается, Москва берёт курс на вооружённую поддержку последних.
В январе 1653 года старшинская рада принимает решение продолжать войну с Польшей и снова просить царя принять Войско Запорожское «под свою государеву крепкую державу», что и сделало очередное отправленное в Москву посольство. В конце июня — начале июля на казачьей раде, хоть и не без труда, было принято решение отклонить предложение султана о принятии казаков с их территориями в турецкое подданство. А в Москве 25 мая 1653 года открылась работа всесословного Земского собора, решавшего вопрос о том, что делать с Войском Запорожским и Малой Россией (то есть, вопрос о войне с Польшей).
