— Не спрашивай меня! Ради Бога, не спрашивай меня!
— Хорошо; я не стану говорить. Возьми еще глоток воды.
— Помоги мне; помоги мне встать.
— Нет, нет; подожди немного. Еще воды.
— Ох, помоги мне. Я хочу уйти отсюда, чтоб не видеть этих дверей. Мне будет лучше, как я сойду с лестницы.
— Так, так, — сказал дядя Джозеф, силясь поднять ее. — Подожди теперь, стань; теперь опирайся на меня, смелей, смелей, я хоть не велик ростом, но довольно силен. Вот так… Ты была в комнате? — прибавил он шепотом. — Ты взяла письмо?
Сара в ответ горестно взглянула на него и с видом отчаяния опустила голову ему на плечо.
— Как, Сара! — воскликнул он. — Прошло столько времени, и ты еще не была в комнате?
Она внезапно подняла голову, задрожала и слабым движением потянула старика к лестнице.
— Я никогда не увижу этой комнаты, никогда, никогда! — сказала она. — Пойдем, я теперь могу идти, пойдем! Дядя, если ты меня любишь, увези меня из этого дома куда-нибудь подальше, чтобы мы опять были на свежем воздухе, чтоб мы не видели этого дома.
Поднятые брови дяди выражали крайнее удивление; но он боялся тревожить свою племянницу новыми вопросами и потому молча начал спускаться с лестницы, поддерживая Сару, Но она была так слаба, что ей нужно было остановиться у подножия лестницы, чтобы отдохнуть немного. Видя это и чувствуя, как она, идя через залу, с каждым шагом все тяжелее и тяжелее опускалась на его руку, он обратился к мистрисс Пентрис с просьбой, не может ли она дать Саре каких-нибудь капель. Утвердительный, хотя и не совсем вежливый ответ ключницы сопровождался таким быстрым действием, которое ясно доказывало, что она была очень рада первому благовидному предлогу, чтобы возвратиться на обитаемую половину своего дома. Бормоча что-то такое про себя, она немедленно направилась в свою комнату, между тем как дядя Джозеф вел свою племянницу, молча выслушивая ее просьбы, чтобы тотчас же уехать из замка.
Мистер Мондер стоял в великом смущении и безмолвно покачивал головой; он ждал, пока можно будет запереть дверь на ключ. Исполнив это, он отдал ключи Бэтси, приказал отнести их на свое место и сам поспешил ретироваться в более безопасное место. Отойдя на довольно значительную дистанцию от северной залы, мистер Мондер тотчас же овладел собою. Он умерил шаги, собрал свои рассеянные мысли и, казалось, был совершенно доволен собою, так что, при входе в комнату ключницы, его манеры и взгляд приняли обычный характер торжественности. Подобно огромному большинству пустых людей мистер Мондер чувствовал неизмеримое наслаждение, слушая свои собственные речи, и теперь он понимал, что может доставить себе эту роскошь после всего, что произошло в его доме.
Войдя в комнату, он нашел там дядю Джозефа, который сидел возле своей племянницы и впускал в стакан воды какие-то капли. В другом конце комнаты перед открытым ящиком с разными медицинскими снадобьями стояла хозяйка. Мистер Мондер медленно пошел в этот конец комнаты, взял стул, придвинул его к столу и сел, изобразив в лице своем крайнюю задумчивость; после того он позаботился привести в порядок полы своего платья, вследствие чего стал удивительно похож на президента верховного суда, восседающего в полном облачении на своем президентском стуле.
Мистрисс Пентрис, которой хорошо было известно, что после таких приготовлений должно воспоследовать нечто необычайное, поместилась поодаль дворецкого. Бэтси, повесив ключи на гвоздь, готова была скромно убраться в кухню; но мистер Мондер остановил ее.
— Не угодно ли вам подождать? — сказал он. — Я сейчас потребую от вас точных показаний, молодая женщина.
Бэтси повиновалась и, стоя у двери, дрожала при мысли, уж не совершила ли она какое-нибудь неизвестное ей преступление, и не облечен ли дворецкий властью судить и приговорить и казнить на месте.
— Теперь, сэр, — произнес мистер Мондер, обращаясь к дяде Джозефу с важностью, приличной разве президенту нижней палаты, — если вы приготовили лекарство и если дама, сидящая возле вас, может меня слушать, то я позволю себе сказать вам два-три слова.
При этом обращении Сара, напутанная и не совсем еще овладевшая собою, хотела было встать, но дядя остановил ее, сказав ей на ухо: «Сиди спокойно и жди, что дальше будет. Я буду отвечать, а как тебе будет лучше, мы уйдем отсюда!»
— До настоящей минуты, — продолжал тем же тоном мистер Мондер, — я удерживался от выражения моего мнения. Но теперь я вижу необходимость сказать вам, что поведение ваше весьма странно. Это я должен вам сказать, этого требует мой долг; я полагаю, мистрисс Пентрис согласна со мною, что ваше поведение весьма странно.
Последняя сентенция относилась исключительно к Саре. Проговорив ее, оратор оперся на спинку стула и торжественно посмотрел кругом.
— Мое единственное желание, — продолжал он после паузы тоном холодного беспристрастия, — поступать совершенно честно и откровенно. Я не хочу никого пугать, стращать, приводить в ужас. Я желаю только представить вам очень замечательные факты. Я желал бы только уяснить или распутать странные обстоятельства и потом представить их вам, мэм, и вам, сэр, и просить вас, просить покорнейше представить, если вам будет угодно, свое объяснение.
Мистер Мондер опять остановился, как бы давая время своим слушателям вполне уразуметь его глубокомысленную речь. Мистрисс Пентрис хранила благоговейное молчание; Бэтси неподвижно стояла у двери. Дядя Джозеф сидел совершенно покойно и держал руку своей племянницы, которая оставалась неподвижна и хранила на лице выражение испуга.
— В чем же состоят эти факты и обстоятельства? — начал опять мистер Мондер, не меняя тона. — Вы, мэм, и вы, сэр, позвонили у дверей этого чертога (при этом слове он многозначительно посмотрел на дядю Джозефа), вас впустили или, вернее, вас приняли. Вы объявили, сэр, что намерены осмотреть этот замок, это ваше подлинное выражение. Что ж затем последовало? Вас повели; хотя мы не имеем обыкновения водить иностранцев, однако ж были особые причины…
Сара вздрогнула.
— Какие причины? — спросила она, быстро взглянув на оратора.
— Тс…, не говори ничего! — прошептал дядя Джозеф, дернув ее за руку.
— В письме мистрисс Фрэнклэнд сказано, чтобы не подавать вида, что мы действуем по приказанию, — прошептала мистрисс Пентрис, наклонившись к уху мистера Мондера.
— Неужели вы воображаете, что я забыл то, что должен помнить? — спросил мистер Мондер, в самом деле забывший о приказании госпожи. — Сделайте одолжение, предоставьте мне это дело. Какие причины, спросили вы, мэм? Мы говорим теперь о фактах, а не о причинах: позвольте мне при том просить вас выслушать, что я говорю, и не прерывать меня. Я сказал, что вы, сэр, и вы, мэм, были впущены в этот чертог. Вас проводили к западной лестнице, открыли вам столовую, библиотеку и обращали ваше внимание на все замечательное, более нежели вежливо. В гостиной вы, сэр, дозволили себе дерзость, да, сэр, дерзость, а вы, мэм, вдруг исчезли, или, вернее, скрылись. Увидев такое неучтивое, неприличное, странное поведение, мистрисс Пентрис и я сам были…
