Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
Эта вдохновенная поэма, в которой ложь перемешивалась с правдой, окончательно ввела г-жу де Рошфид в заблуждение. Клод Виньон сообщил композитору причины своего внезапного отъезда, и, конечно, Беатрисе они тоже стали известны, потому-то она великодушно выказывала в отношении Каллиста неумеренную холодность; но сейчас, при словах Фелисите, она вздрогнула от радости, которая вспыхивает в глубине сердца женщины в тот миг, когда она узнает, что кто-то полюбил ее. Любовь, которую женщина внушает мужчине, — это хвала, и хвала нелицеприятная, так что трудно не наслаждаться ею; но когда этот мужчина — возлюбленный вашей подруги, знаки восхищения с его стороны уже больше, чем радость, — они райская услада. Беатриса присела рядом с Фелисите и льстиво заговорила:
— Но у тебя совсем нет седых волос, даже нет морщин, виски у тебя восхитительно свежи, а сколько я знаю тридцатилетних женщин, вынужденных закрывать виски. Да что там, дорогая моя, — добавила маркиза, приподымая свои локоны, — полюбуйся, чего стоили мне мои странствия!
И Беатриса указала на еле заметные линии, прорезавшие ее нежную кожу; затем она отогнула кружевную манжетку и показала такие же линии у запястья; под прозрачной и слегка поблекшей кожей вырисовывались набухшие вены, а вокруг кисти три глубокие складки образовали как бы браслетку.
— Ведь недаром же, как сказал один писатель, следопыт наших женских печалей, эти два признака никогда не солгут, — добавила она. — Надо много перестрадать, чтобы убедиться в справедливости столь жестокого наблюдения. Но, к счастью для нас, большинство мужчин ничего не знает, так как не читает этого гадкого автора.
— Твое письмо открыло мне все, — ответила Фелисите. — Истинное счастье не знает тщеславия, а ты слишком кичилась своим счастьем. Ведь истинная любовь всегда глуха, слепа, нема. Вот почему, зная, какие причины могут заставить тебя расстаться с Конти, я так боялась твоего пребывания здесь. Дорогая моя, Каллист ангел, он так же добр, как и красив: нежное дитя не устояло даже перед мимолетным твоим взглядом, и достаточно одного кивка, чтобы он тебя полюбил; оттолкнув Каллиста, ты вернешь его мне. Истинная любовь не скрывает своих страхов, — так знай же: отнять у меня Каллиста, значит меня убить. Бенжамен Констан в страшной своей книге поведал нам только о страданиях Адольфа, — ну, а страдания женщины?.. Писатель не заметил их и не изобразил. Неужели же нам самим унижать себя ненужной исповедью? Мы не смеем бесчестить наш пол, ронять свое достоинство, выставляя напоказ наши пороки. Только страх потерять Каллиста может сравниться с теми страданиями, которые мне принесла любовь к нему. Если же я потеряю его, развязка мне ясна.
— Что же ты сделаешь? — спросила Беатриса с живостью, от которой ее подруга вздрогнула.
При этих словах они обменялись многозначительным взглядом, взглядом инквизиторов венецианского судилища. В это мгновение, казалось, столкнулись также и души двух соперниц и вспыхнула искра, как от удара камня о камень. Маркиза первая опустила глаза.
— После мужчины остается еще бог, — медленно проговорила знаменитая писательница. — Но бог есть нечто неведомое, бездна... Ну что ж, я могу уйти в религию, как бросаются в бездну. Правда, Каллист клялся, что он восхищается тобой, как восхищаются произведением искусства. Но тебе двадцать восемь лет, ты в расцвете красоты. Значит, Каллист солгал, солгал уже в первой схватке со мной, а ведь борьба нам предстоит долгая. К счастью, мне известен секрет победы.
— Какой же это секрет?
— Секрет есть секрет, моя милая. Позволь и мне воспользоваться преимуществом моего возраста. Я верила, что силою ума поднялась до таких высот, которые делают женщину неуязвимой. Я ошиблась. Клод Виньон сбросил меня с моих вершин в пропасть. Но ведь и на дне пропасти растут цветы — бледные, чахлые и все же прекрасные.
Фелисите наслаждалась своим коварством, и маркиза, сама того не зная, поддалась ее хитростям, покорная ей, как воск рукам ваятеля. Камилл Мопен заронила в душу своей подруги любопытство, зависть, сменявшуюся порывами великодушия, и Беатриса уже не могла отделаться от мыслей о прекрасном юноше.
«Она с восторгом предаст меня», — подумала Фелисите, целуя подругу и желая ей покойной ночи.
Она ушла к себе в кабинет. И тут, оставшись одна, писательница Камилл Мопен превратилась в обыкновенную женщину. Полились слезы. Фелисите набила трубку наргиле табаком с примесью опиума и большую часть ночи просидела в кресле, окружив себя облаками дыма; как ни старалась она усыпить боль оскорбленной любви, — в одуряющем тумане вырисовывалось лицо Каллиста.
«Если бы мне удалось описать мои страдания, — думала она, — какая это была бы прекрасная книга! Но она уже написана. Сафо меня опередила, а Сафо была моложе меня. Роман сорокалетней женщины... не этим ли ты вздумала поразить и растрогать? Кури уж лучше свое наргиле, бедная Камилл Мопен, — тебе сейчас не хватит сил даже в трех строфах рассказать о своей беде. Слишком уж ты несчастна!»
Так прошла вся ночь. Фелисите то обливалась слезами, то вдруг впадала в неистовую ярость; то она готова была принять самое мужественное решение, то вдруг к этим мыслям примешивались внушения католической религии, — никогда раньше эта беспечная служительница муз, эта неверующая писательница не помышляла о религии.
На следующий день Каллист, решивший, как ему говорила мать, во всем следовать советам Фелисите, — в полдень был в Туше. Он с таинственным видом взошел по лестнице в комнату хозяйки дома, где уже была приготовлена для него целая библиотека. Фелисите устроилась в кресле у окна и молча курила: отсюда ей был виден безлюдный, болотистый Круазик, а за ним море; иногда она взглядывала на Каллиста и даже заговаривала с ним — и все о Беатрисе. Увидев, что маркиза гуляет по саду, Фелисите подошла к окну, дождалась, пока подруга взглянет в ее сторону, и опустила занавеску, оставив только узкую длинную щель, сквозь которую солнечный луч освещал книгу, лежавшую на коленях Каллиста.
— Сегодня, дитя мое, — сказала Фелисите, взъерошив кудри Каллиста, — когда я предложу тебе остаться пообедать с нами, ты откажешься и при этом взглянешь на маркизу, — достаточно будет этого взгляда, и она поймет, как тяжело тебе уходить.
Часа в четыре Фелисите вышла из своей комнаты и увела маркизу в гостиную. Здесь несчастная, не щадя себя, разыграла во всех тонкостях роль счастливой избранницы. Каллист, покидая обеих женщин, не мог подавить чувство стыда: он понял, как неблаговидна его роль. Взгляд, который Каллист бросил на Беатрису, был куда более выразительным, чем это могла предвидеть Фелисите, хотя она и ждала этого взгляда.
На Беатрисе было прелестное платье.
— Как вы кокетливо оделись сегодня, — сказала ей Фелисите, когда они остались одни.
Это представление продолжалось целых шесть дней; за кулисами Фелисите, неведомо для Каллиста, без него, вела с подругой хитроумные беседы. Между ними завязался безжалостный поединок, все было пущено в ход: лукавство, притворство, показное великодушие, фальшивые исповеди, лицемерные порывы откровенности, — и все время одна пыталась скрыть свою любовь, а другая ее выдавала; но Фелисите успела ядом своих слов проникнуть в сердце Беатрисы, задеть в ней те дурные чувства, которые порядочная женщина подавляет в себе лишь ценой больших усилий. В конце концов Беатрису обидели подозрения ее подруги, она сочла их унизительными для обеих; но она упивалась тем, что великой писательнице оказались не чужды мелочные женские побуждения, и не могла удержаться от соблазна показать сопернице, где кончается Камилл Мопен со всем ее превосходством... и как эта великая Мопен может быть унижена.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
