за долгие годы захотелось взять в руки кисти или пастель, как в ту, давнюю осень, повернувшую вспять ее жизнь.
…Городок Ломов если и отличался от так и не ставшего для Милы родным Верхнего Стана, то названием. На малой родине вся жизнь была сосредоточена вокруг шахты, на новом месте – вокруг художественной мастерской. Расписанная тутошними умельцами посуда не претендовала на лавры известных всему миру брендов из Хохломы или, к примеру, Гжели, но в масштабе области вполне себе была востребована. Подарки власть имущим местного разлива ваяли тоже в стенах цеха. Фантазия здешних спецов, поставивших на поток изготовление сувенирной продукции, с годами заметно поиссякла, а поскольку руководство, следуя примеру вождей, не обновлялось десятилетиями, угодить ему оригинальными презентами из раза в раз становилось труднее. Заботясь о себе, любимых, начальники решили влить в устоявшийся коллектив молодую кровь. Кандидатура Милы была воспринята ими на «ура». Чего нельзя было сказать о команде мастеров старой школы. Имя девушки слишком часто мелькало в прессе, чтобы остаться незамеченным в кругу набивших руку искусников Ломова. Появление конкурентки поначалу их напрягло. Но Мила одеяло на себя не тянула, ленточку на финише не рвала, стараясь как можно скорее раствориться в общей массе. Инициативу выпускница не проявляла, от работы не отлынивала, к заказам относилась ответственно. Ее творческому почерку, безусловно, была присуща яркая индивидуальность, но она ни в коей мере не шла в разрез с всеобщим направлением. Уровень продаж чашек, вазочек и прочей посуды с появлением новой творческой единицы возрос, но это достижение не сильно отражалось на зарплате и мотивации сотрудников. Справедливости ради стоило отметить, что расписанные Милой изделия крайне редко поступали в продажу, в виду того что охотно раскупались коллегами. Молодая художница этого не знала, поскольку сослуживцев в силу разницы в возрасте сторонилась и в гости к ним не ходила. Впрочем, от коллектива Мила не отрывалась, чаепития на рабочем месте не игнорировала, с коллегами общалась пусть и не охотно, но ровно. Просили – помогала, спрашивали совета – не отказывала, но в душу и свою жизнь никого не пускала. Такое положение вещей устроило всех и воспринималось, как данность. Кисти, краски и мольберт Милы без надобности пылились в дальнем углу антресолей – на смену депрессии пришел творческий застой. Коллеги никак не могли взять в толк, какими такими талантами эта немногословная девушка могла поразить маститых художников и бывалых критиков. Но расспросами не досаждали: была охота попадать ей на язык – за словом в карман Мила по-прежнему не лезла. В провинциальном Ломове девушка наслаждалась самостоятельностью, главным козырем которой стала долгожданная и никем не контролируемая свобода. Как хорошо быть независимой – не приходится поминутно оглядываться назад и выслушивать замечания считающих себя взрослыми людей. У нее копился свой собственный опыт. А шишки, которые неизменно возникают при этом процессе, быстро проходят. Главное, некому читать морали. А учить она теперь сумеет и сама. Кто не верит, пусть заглянет в диплом.
Склонившись над огромным блюдом, Мила старательно выводила замысловатые вензеля – мнящая себя немалой шишкой дама из райкома партии, не скрывая имперских амбиций, заказала посуду с собственными инициалами. Голову над тем, кому отдать заказ, долго не ломали – есть молодая кровь, пускай себя проявит. Бригадир то и дело застывал за спиной Милы, подолгу наблюдая за ее росписью.
– Может, смастерим этой фифе еще и семейный герб с уклоном в партполитработу? – лукаво предложил усатый мастер. – Какие есть на этот счет идеи?
– Для фона «Капитал» сгодится, а для каймы возьмем цитаты из бессмертных произведений Ильича, – подыграла Мила. – Вот товарищи-то порадуются.
– Ты того… брось эти штучки, Яремчук! – перешел на шепот Степаныч. – Завтра начнешь выполнять заказ для юбилея первого секретаря, – повысил голос он. – Придумай что-нибудь этакое, чтобы начальство зацепило за живое!
– А какое место у тваво начальства самое живое? – со смехом уточнила пожилая работница. – Может, его и намалевать?
– Не срамотись, Маня! Не сбивай с панталыку молодежь, – беззлобно отмахнулся мужичок и строго посмотрел на Милу. – Наш юбиляр любит охоту и рыбалку.
– Рыбку что ли золотую изобразить?
– У начальства и так все желания исполняются, – никак не унималась Маня. – Русалку намалюй ему, Людмила! Да нагишом, что б пробрало все важные места!
– Постыдилась бы, – не на шутку рассердился бригадир. – Не слушай, Мила, пустозвонный треп. Про рыбку не скажу – не знаю, а про охоту очень может быть.
– Тогда нарисую косого зайца – небось, закладывает ваше начальство за воротник?
Степаныч вздохнул и покачал головой:
– И не стыдно тебе, Яремчук? А еще комсомолка.
– Так ведь и комсомольцы в курсе, как начальство зашибает, – ввернула Маня.
– Цыц мне тут! – одернул ее мужчина.
– Могу нарисовать сцену из охоты на волков. И тетерева на току впридачу.
– Дело говоришь. Если понадобится, задержишься? Времени в обрез.
– Лично я задерживаться не собираюсь – у меня каждый вечер занятия в изостудии, – открестилась Мила. – Как я Кравчуку пропуски объясню?
– Районное начальство за тебя это сделает, – заверил Степаныч. – Работала же школа искусств без тебя, и сейчас справится – есть дела и поважнее. Запишись лучше на курсы кройки и шитья – в семейной жизни всяко пригодится.
– Нешто ты ей предложение делаешь? – поддела Маня. – А как же я? Взревную!
– Уймись, бесовское отродье! О работе думай! – незлобно сплюнул бригадир.
– Не могу, ты у меня никак из головы не идешь!
– Умолкни, Маня! – пригрозил старик и повернулся к Миле. – На кой тебе, дивчина, изостудия? Чем тратить время на чужих детишек, своими поспешай обзавестись. Бобылю Кравчуку нечем заняться, а бабий век короткий – лови счастье. Не проведешь занятие – старик тебя заменит, а посидишь у нас сверх нормы – премию дадут.
– За премию сидеть, конечно, буду, – согласилась Мила. – В универмаг замшевые сапоги завезли. Страсть как хочется купить! И шляпу! Фетровую, с большими полями.
– Непрактичная ты, Людка, – вмешалась в разговор молодая напарница. – Кожаные сапоги – на все времена. Натер кремом – и как новые. А замшевым особый уход нужен! Ни в дождь, ни в грязь не пофорсишь!
– Журавлева, не отвлекайся, – перебил ее Степаныч. – Твой заказ давно пора отгружать. Не успеешь, останешься сверхурочно и без дополнительного вознаграждения – я тебя предупреждал. Пока не кончишь – про дом забудь!
– Кончают не здесь! – выкрикнула Маня, окончательно смутив мужчину.
– Степаныч, родненький, хоть режь, сегодня не останусь – иду подавать заявление в ЗАГС, – запротестовала девушка.
Мила нахмурилась – любое упоминание о регистрации брака доставляло ей боль.
– С Колькой из обжига? – уточнил бригадир. – Твои проблемы,
