Книга Ovum - Кирилл Куталов

Из-под края шлема-яйца по зелёным прядям течёт белая слюна.

Спустя пять минут тело девушки обмякает, как будто воздух выходит из пробитого колеса. Окно стрима гаснет, в темноте ещё несколько секунд можно наблюдать мерцающее зеленоватое свечение – вроде того, что испускают некоторые виды люминесцентных грибов.

«Она жива?» – пишет в чат трансляции участник с ником Miss_Piss.

Кто-то набирает ответ, крутится колёсико прелоадера.

По экранам подключённых к трансляции зрителей проходит волна помех, мелькает кадр со словами «всё у тебя в голове»

57. Сбой в системе. Контрольный

Групповой конф-колл в штаб-квартире Комитета Сестёр. Мониторы участниц поделены на десять квадратов, в левом верхнем улыбается аватарка пони-единорога с сиреневой гривой.

Дежурное обсуждение ежедневной повестки прерывается техническим сбоем: рябят радужными полосами экраны, голоса пропадают за шипением и механическими щелчками. Пони-единорог набирает сообщение в групповой чат, крутится колёсико прелоадера.

После того как участницы переводят микрофоны в режим Mute, рябь исчезает, посторонние звуки смолкают и на всех экранах одновременно всплывает окно видеоплеера.

Включается запись.

Просторные апартаменты на высоком этаже башни. Из окна видно бесконечное пространство над оранжевой пустыней, горизонт плавится от жары, внизу поднимаются блоки города-конструктора. Аравийское солнце светит оранжевым сквозь поляризованные стёкла окон.

Шаги и другие звуки в апартаментах сглажены коврами на полу и особым покрытием на стенах – можно кричать, можно стрелять, снаружи не услышат.

Мужчина в белой джалабии примотан широким скотчем к спинке ярко-алого кожаного кресла в центре комнаты. Запястья заведены назад и стянуты пластиковыми хомутами. На барной стойке возле кресла – кофр с разноцветными дилдо, плетьми и сбруями. Там же, на стойке, топорщится моток проводов и переходников, башенка из плоских аккумуляторов и камеры из последнего каталога: для 3D-съёмки, панорамная, чёрные кубики gopro.

Отдельная камера закреплена на триподе, между камерой и креслом стоит женщина в розовом топе и голубых джинсах. Фокус наводится на пистолет в руке женщины, виден логотип ИЖМАШ на затворе.

Лицо мужчины в кресле помято, из носа по щетине усов к верхней губе тянется дорожка засохшей крови, левый глаз набухает блестящей лиловой гематомой, на высоком лбу глубокая царапина. Мужчина сплёвывает на ковёр тёмный сгусток, говорит:

– Пока он мне яйцо не показал, я думал, просто заработаю немного, подскочу на хайпе. Прикинул, сколько вложить, что с этого получу. Потом увидел прототип…

– Вы финансируете проект в настоящее время? – спрашивает женщина.

– Нейросеть им купил. Он мне чеки присылает, я оплачиваю. Там крохи какие-то.

– Вы встречались с ними раньше?

– Я лично не знал никого до Стамбула.

– Как вы на них вышли?

Мужчина кашляет, запёкшаяся дорожка под носом оживает, кровь течёт ему в рот. Он снова сплёвывает тёмный сгусток.

– Написал по объявлению. Любой мог написать. Вы тоже могли.

– О чём он вам рассказывал в Стамбуле?

– Говорил про окно обусловленностей. Про теорию слепого мозга. Про расширение просвета. Технических подробностей было мало, я не запомнил.

– Как вы собирались использовать технологию?

Мужчина закрывает глаза, тяжело дышит.

– Вы не поняли. Её нельзя использовать. Эта штука, яйцо это… Вы не сможете его контролировать, потому что не понимаете до конца, что это такое. И я не понимаю. И никто не понимает. А без контроля оно вас сомнёт, от вас ничего не останется, от вас прежней. Я же знал, что вы за мной следите. Дрон видел в Стамбуле. Я, может, сам хотел, чтобы вы меня здесь нашли. После прототипа, понимаете? Вы поймёте, потом, когда сами попробуете. Это сильнее вас. Сильнее меня. Если хотите его использовать, лучше сразу всех убейте, а яйцо себе заберите. Спрячьте и никому про него не рассказывайте. Другой возможности не будет у вас.

Мужчина срывается на кашель, слюна с кровью брызгает на белую ткань джалабии, тёмными пятнами падает на алую кожу кресла.

Женщина в розовом топе оборачивается к триподу – фокус на татуировку в форме буквы А. у неё на шее – говорит в объектив:

– Допрос подозреваемого по делу GY 34—45724 закончен.

И выключает камеру.

Секунду по экрану идут помехи, затем ракурс меняется и на экранах появляется другая картинка, чёрно-белая, без звука и на низком разрешении. Съёмка теперь идёт из угла под потолком – работает система видеонаблюдения. Женщина поднимает оружие, пять раз нажимает на спуск. Тело мужчины в кресле дёргается одновременно с отдачей пистолета, на белой джалабии распускаются четыре тёмных пятна, пятый выстрел – в лоб. По экрану бежит строка, набранные пиксельным шрифтом названия вещей и бренды: блузка, Burberry; джинсы, Richmond; кроссовки, Balenciaga; бельё, Diesel; кресло, Poltrona Frau; звукопоглощающее покрытие, SonaSpray; дилдо, Fun Factory; использован пистолет «ПЛ-Антидетект» производства концерна ИЖМАШ, ограниченная серия для спецслужб, материал – сверхтвёрдый пластик; тактическая камера, Drift Innivation с подключаемым нейромодулем. Место действия: Burj Khalifa residential apartments, Дубай, ОАЭ. Время действия: ноябрь 2037 года.

Видео заканчивается затемнением, чёрный экран сворачивается и исчезает с мониторов.

– Кто отдал приказ? – спрашивает после паузы белоснежный пони-единорог с сиреневой гривой.

Участницы конф-колла молчат в своих квадратах.

Над лесом и административным корпусом «тридцатки» тёплый летний вечер. Закат подсвечивает розовым редкие нежные облака. Золотистая сосна напротив окон бывшего кабинета главврача, серая белка с рыжим хвостом тремя прыжками перебирается с ветки на ветку. С улицы доносится приближающийся звук двигателей, хлопают дверцы, слышен топот тяжёлых ботинок. Диана встаёт из своего кресла, подходит к окну: перед входом два армейских джипа, под козырьком подъезда стоит человек, видно плечо в трёхцветном камуфляже с шевроном – розовой буквой А., как на её татуировке, – и чёрный приклад АК.

Диана слышит шаги в коридоре.

58. Славик. В Азию

Вокруг Славика не было никого. Азия, как он и хотел.

Мотор давно сгорел, а ветер стих. Славик не двигался с места уже много дней. Парус висел, как угол скатерти в ресторане на веранде ЦУМа.

От берега его лодку унесло две недели назад. Славику нужно было добраться из курортного Янгона на юг Мьянмы, в Мьёй, шестьсот километров по прямой, он не понимал, много это или мало. Решил сэкономить бензин и поставить парус. Про парус помнил одно, из детских книг: не мочить, как манту. Развернул поперечную перекладину, потянул за верёвки, лодка дёрнулась, верёвки обожгли руку, Славик едва поймал конец и еле увернулся, когда рея с деревянным скрипом сделала полуоборот вокруг мачты. Вскоре он потерял землю и направление.

Славик две недели не видел других лодок, берегов, самолётов над собой. Радио умерло три дня назад, телефон он утопил ещё раньше – идеальное одиночество, Новый год посреди Андаманского моря.

Кроме товара в трюме, у Славика оставался небольшой запас еды, бутылка виски, бочка питьевой воды, в каюте лежал пластмассовый «Глок», шлем-яйцо, три паспорта на разные имена и четыре тысячи долларов наличными. В штиль его лодка застыла посреди серовато-синей воды рисунком на этикетке туземного рома: солнце в жёлтой дымке, безупречно чистый горизонт и поникший парус посередине.

«Если найдут, – думал Славик, – хорошо бы не военные и не таможня».

Его бы устроили пираты. С ними всё понятно, простая двоичная логика. Если не убьют сразу – расскажет о товаре в трюме: всем хватит, чтобы упороться.

Товар был не его. Изначально не его. Теперь уже не скажешь чей: никого из тех, кто мог заявить на него права, в живых не осталось.

Перед тем как отплыть в свою последнюю командировку, Славик смонтировал нейротреки розовой, свёл их в ядерный сет и пустил по всем каналам, куда мог дотянуться: билборды, стримы, сториз, рилы, нейро, – в каждой движущейся картинке возникала она, непогрешимая officière. Рендер