расслабилось — до этого она казалась ему твёрдой и натянутой, будто струна гитары — тронешь и лопнет, — но обнимать его и прижиматься девушка не перестала. Так и сидела, спрятав лицо у Юры на груди, и глубоко дышала, а он ласково и осторожно гладил её по голове, перебирая мягкие волосы, и периодически целовал в макушку.
— У меня не получится рассказать тебе, что с ними случилось, — неожиданно прошептала Соня настолько тихо, что Юре даже показалось — ему чудится её негромкий дрожащий голос. — Однажды я уже пережила это, когда рассказывала обо всём психиатру. Больше не выдержу.
— Психиатру? — переспросил Юра, тоже стараясь говорить тихо. И вновь погладил Соню по голове. — Или психологу?
— Что ты… Какой психолог. Мне нужна была помощь психиатра. Меня даже лечили в стационаре… У меня была суицидальная депрессия. Это когда так плохо, что не видишь смысла жить.
«Так плохо, что не видишь смысла жить…»
Юра вздохнул. Да, с его стороны наивно предполагать, что Соня может найти этот смысл благодаря ему. Кто он такой, в самом-то деле? Чужой человек, молодой парень, с которым она знакома чуть больше десяти дней.
И тем не менее…
— Сейчас лучше, Сонь?
— Лучше, — ответила она сдавленно. — По крайней мере, я больше не хочу умереть. Но, оказывается, не хотеть умереть и хотеть при этом жить — очень разные понятия. Юра… тебе и вправду лучше уйти. Ты же видишь, какая я. Зачем тебе все эти проблемы? Даже если я выкарабкаюсь, никто не гарантирует, что я вновь не скачусь обратно в свою депрессию. Со мной это периодически случается…
— Сонь, что значит — никто не гарантирует? — решительно возразил Юра, стараясь не повышать голос. Соня по-прежнему говорила тихо, и ему тоже не хотелось нарушать эту сокровенную тишину. — Разве кто-то что-то может гарантировать, когда речь идёт о человеческих отношениях? Я же рассказывал тебе про своих родителей, про маму, которая всю жизнь от отца гуляла, потому что у неё натура такая. Он, когда на ней женился, не предполагал ведь, что так жизнь сложится.
— Конечно, всякое бывает, — уныло согласилась Соня. — Но всё-таки одно дело, когда ничего не предвещает, и совсем другое…
— И чем это лучше? Думаешь, знать, что в любой момент может рвануть, — хуже, чем ничего не подозревать и жить припеваючи? Я не уверен. Мне кажется, что и в том, и в другом варианте свои недостатки и особенности. Я бы предпочёл знать — чтобы можно было предусмотреть и при необходимости подстелить соломку.
— Со мной не подстелешь, Юра… Я в любой момент могу…
— Это сейчас. Но время идёт.
— Тоже считаешь, что время лечит? — грустно и как-то обречённо спросила Соня со вздохом. — На самом деле нет…
— Не лечит. Это не то слово. Я думаю, что время сглаживает углы. Знаешь ведь, как на мебель надевают уголки, чтобы, если ударишься, было не так больно?
— Да. Когда появляются дети… — Голос Сони вновь задрожал, и Юра, взяв лицо девушки в ладони, чуть запрокинул ей голову и крепко поцеловал сжатые губы. Под его напором они разжались, стали мягче, и Юра несколько секунд с наслаждением ласкал их, ощущая, как постепенно расслабляется тело Сони.
— У тебя всё будет, — прошептал он через минуту девушке на ухо. — Всё обязательно будет. Нужно только стараться и идти вперёд, несмотря на препятствия. Хоть даже будешь спотыкаться на каждом шагу, главное — продолжать движение. Пройдёт год или два, и твои воспоминания перестанут горчить, будут менее болезненными. Я верю в это, Сонь. И ты верь. Для этого даже ничего не нужно делать — просто верь, и всё.
— Просто? Думаешь, это просто?..
— Конечно. Для того, чтобы верить, не нужны никакие доказательства — вера ведь от сердца идёт. От чистого сердца.
— Оно у меня, наверное, запачкалось. Не верю я ни во что…
— Значит, надо отмыть, — заключил Юра и поцеловал Соню в нос. — И мы с тобой обязательно этим займёмся.
Юре нравилось, как звучит это «мы с тобой». И он надеялся, что Соне тоже нравится.
Иначе почему после этих слов она потянулась к нему за новым поцелуем?..
55
Юра
Он всё-таки смог уговорить Соню нормально позавтракать и утащил девушку на кухню. Усадил за стол, сам сделал кофе и бутерброд, сварил яйца и достал йогурт из холодильника. Заплаканная, с красными глазами, Соня вызывала безотчётную жалость и щемящую нежность в сердце. Очень хотелось стереть и эту красноту, и печаль, заставив губы улыбаться, а глаза — блестеть. Но Юра понимал, что сегодня это вряд ли получится сделать. Слишком уж много всего болезненного он всколыхнул, когда зашёл в закрытую комнату.
И всё-таки Юра не жалел об этом. Теперь, по крайней мере, он знал, в чём дело, отчего Соня будто одной ногой в могиле стоит.
— Моего мужа звали Андрей, — заговорила вдруг Соня, как только допила кофе. — А дочку — Алиса. Я просто хотела, чтобы ты знал их имена. Андрей и Алиса Ниловы.
— Я очень рад, что ты это сказала, — серьёзно ответил Юра и кивнул. — Мне действительно хотелось это знать, но спрашивать я бы не стал.
— Я понимаю… — Соня немного помолчала и продолжила: — Мы с Андреем познакомились, когда я только закончила институт. Он был старше меня на три года. По образованию — врач. То есть… был врачом. Хирургом-травматологом. Андрей болел своей работой, много времени проводил в больнице... Мы ещё и поэтому не сразу решились на ребёнка — Андрей вовсю работал, набирался опыта, хотел перейти в другую больницу на повышение. Помогать нам было особо некому — из родственников осталась только одна моя мама. В то время она ещё была жива. Когда родилась Алиса, Андрей очень старался везде успевать, но всё равно много работал. Я сидела с ней, а свои сценарии писала по ночам, жутко не высыпалась, однако бросать не хотела. Было безумно тяжело, мы оба дико уставали, но были очень счастливы…
Соня сглотнула, и её глаза вновь налились слезами. А потом она зажмурилась — слёзы при этом всё-таки выкатились из глаз и сползли по щекам, набухая на подбородке прозрачными каплями, — и с отчаянием прошептала:
— Я так скучаю
