вчера после разговора с Тёмой забыл сообщить свой ход генералу. Бабушка, как всегда, передала мне его записку. Наша игр становилась привычным делом для семьи.
Неудобно что не позвонил вчера, до этого каждый день по ходу делали, созванивались, ни разу не пропустили.
— Можно мне кое-кому позвонить? — спросил я у игроков.
— Только, если не долго.
— Не долго.На минуту.
— Валяй, просто нельзя линию надолго занимать, в любой момент с постов могут позвонить,- ответил Рыба.
Я мысленно освежил положение фигур на доске. Я помнил телефон помощника генерала наизусть.
Набрав нужный номер с рабочего телефон и поздоровавшись, я продиктовал свой ход адъютанту.
— Максим, генерал Нечаев интересовался всё ли у вас в порядке?
— Да. У меня все отлично. А что?
— Я передам генералу ваше сообщение. Всего доброго.
Мы попрощались
С одной стороны меня жутко бесила эта таинственность, высокомерная недосказанность, общение в стиле «здесь вопросы задаю я». Адъютант еще ни разу не ответил по-человечески на мои вопросы.
А другой стороны, я чувствовал какую-то особую благородную связь между мной и моим соперником, выходящим за рамки шахматной партии.
Пока мое положение на шахматной доске не улучшилось. Я знал, с большой долей вероятности, какой следующий ход сделает генерал. Может быть потеряв слона, я сумею в эндшпиле вырулить партию к ничье.
Во второй половине дня мои инструкторы обучали меня пользованию плавсредствами и спасательным инвентарем. Мы все очень ждали когда закончаться эти три долгих дня нашего отстранения от работы.
Наконец в конце рабочего дня, два Серёги весело перглянулись и спросили меня:
— Ну что? Ты готов?
— К чему?
— Если будет хорошая погода, то будем погружаться с аквалангом.
— А как же дежурство?
— Дежурство по графику опять во второй половине. На этот раз на пост на пляже пойдешь со мной, — Рыба пихнул в плечо Бойка, — не боись, я тебя одного не оставлю.
— Ну да, ну да. Слушай его, — огрызнулся второй Серега, — он тебе никогда не расскажет, как проспал мою первую смену. И я один пахал за нас двоих.
— Расскажу как-нибудь, у меня от Макса секретов нет, — парировал улыбающийся Рыба.
— Приезжай пораньше, часам к половине восьмого. Нам надо снарягу проверить и подготовить, а погружаться будем до обеда. Постарайся не завтракать плотно. Чайку попей, одно яйцо можно. Наделай бутеров с собой. Потом поешь, после того как вернемся из моря или в столовой похаваем.
Новость о погружении с аквалангом меня взволновала. В тот вечер я много думал об погружении, об отце и моем выборе. Кое-что изменилось в моем сознании.
Если в прошлой жизни я видел один и тот же сон бесконечно повторяющийся, то на этот раз рано уснув, я увидел его продолжение.
Это было очень необычно для меня. Во сне я понимал, что вижу сон. Я был словно участником, актером фильма.
Сон продолжился с того места, где оборвалось прошлое видения. Там, где я коснулся ногами грунта. Точнее повторилась его последняя сцена.
* * *
Я ударился ногами о грунт неожиданно, даже слегка испугался. В шлеме зашипел воздух. Сверху с площадки мне нагоняли!
Чтобы меня не выбросило наверх на поверхность воды, я взялся рукавицей за спусковой канат и изо всех сил, до боли, надавил головой на клапан в шлеме. Мою водолазную рубаху раздувало. С воздухом надо быть очень внимательным.
Если совсем немного с ним переборщить, то можно тут же вылететь на поверхность. Пульнёт тебя в «потолок», как пробку из под шампанского на празднике. Прощай барабанные перепонки. Но это еще полбеды.
Скоростной подъем с такой глубины означал, что кессонка обеспечена на сто процентов. А без декомпрессионной камеры это очень мучительная смерть. Не дай Бог! Никому, даже врагам такого не пожелаешь.
Риск щекотал нервы, а организм требовал насытить его кислородом, каждая клетка испытывала недостачу и ожидала живительной воздушной смеси. Я дважды дернул за спусковой канат.
— Меньше воздуху! — приказал я в гарнитуру НВТСМ-ки
— Меньше воздуху! — моментально продублировал наверху мою команду мичман.
Громкое шипение в шлеме мгновенно оборвалось, звук перешел в ровное ровное тихое жужжание.
— Какая глубина? — я должен был понять это в первую очередь.
— Водолаз лаптями на грунте, что за грунт? — спросил мичман.
— Лаптями на грунте, вроде песок, пока не вижу — ответил я. При этом у меня я попробовал тихонько сдвинуть вперед ногу с галошей со свинцовой подошвой.
— Двадцать девять метров, — сообщил мне глубину погружения трещащий динамик. У него наверху был старый советский манометр показывающий давление на баллонах, откуда ко мне поступала газовая смесь.
— Приказано оглядеться!
— Есть.
Вокруг темень и ничего не видно. Никакого света. Надо зажмурить глаза. Я знал по опыту, что если подержу глаза с сильно сжатыми веками, то проще привыкну окружающей темноте на дне.
Двадцать девять метров — только на слух кажется малой глубиной для тех, кто в эту темень не спускался. Надо мной десятиэтажный дом. И свет сюда почти не проникал.
Уже пора открыть глаза. Должно быть лучше видно.
Так оно и есть — теперь я видел, что не такая уж и темень на двадцати девяти метрах. Вода тут темно-синяя, со слабым серебристым оттенком.
Теперь надо понять какой грунт. Я немного наклонился вперед. Ровный песок без камней. Бежево-коричневый, хотя сейчас он мне казался серым. То что он светлее воды уже хорошо. Я знал, что под водой на такой глубине цвета и размеры предметов обманчивы. Ориентироваться на темном песке или водорослях было намного сложнее.
Посмотрев вправо и влево я увидел, как чернильная синева воды становится гуще и гуще. Чем дальше от меня тем темнее и чернее.
— Видимость два с половиной метра. Грунт — чистое песчаное дно.
— Видимость Видимость два с половиной метра. Грунт песок, — повторил мичман, — как самочувствие и условия работы?
— Нормуль, жить можно.
Условия можно сказать идеальные. Раньше мне приходилось работать и в более едрёных условиях. Иногда — буквально на ощупь в абсолютной темноте. Видимость — ноль. Как говорят — хоть глаз выколи. И ничего. Тут просто курорт по сравнению с позапрошлым погружением.
Трос сигнального буя должен был быть где-то недалеко. Буй скинули приблизительно. В месте где, мне предстояло искать объект.
— В какой стороне от меня буй?
Я медленно поворачивался и изо всех сил вглядывался в окружающую меня толщу воды.
— Двигайся к берегу, на северо-запад.
Я согнул руку и попробовал разглядеть что-нибудь на магнитном компасе. Эффект нулевой. Ни черта не видно.
— Отлив начался. Попробуй поймать течение. Если поймешь, где берег то смогу направить тебя к бую.
Мне предстояло найти буй и начать выписывать круги по грунту, постоянно увеличивая радиус поиска. И так до тех пор, пока рано или поздно не найду искомый объект ×61340.
Я продолжал изучать и вглядываться в окружающий меня подводный мир, где я был всего лишь незваным гостем. Ни буя, ни троса, ни тем более искомого объекта рядом не было
Это ощущение никогда не покидало меня. «Где ты, тварина? Где ты, железяка хренова? Дай подсказку!». Объект молчал.
В шлеме снова затрещала гарнитура. Мичман снова обратился ко мне.
— Бодров, Ты слышал меня? Иди к берегу, на северо-запад. Она, говорят, туда взяла направление.
Знать бы, где этот берег. Я находился будто бы внутри аквариума в комнате с выключенным светом. Вокруг только плотная чернильная тьма.
Я решил двигаться по наитию и сразу почувствовал сопротивление. Идти стало трудно. Вот он отлив. Совсем недавно начался. И уже такой мощный. Меня немного отволокло назад. Вся огромная масса воды из бухты медленно двигалась от берега в море. И тащила мой скафандр назад.
— Поймал отлив. Иду к берегу.
Я еще раз попробовал рассмотреть компас. Как только мне показалось, что я увидел две фосфоресцирующие стрелки на НКМке, то тут же услышал оглушительный, сводящий с ума, звон в в водолазном шлеме.
Это звонил будильник поставленный на половину седьмого утра.
* * *
Я вскочил и сел на кровати. Новые ощущения после сна. Мысленно я все еще был там, под водой в скафандре.
Сон был настолько отчетливым и детальным, что мне пришлось совершить некоторое усилие над собой и заставить себя поверить в то, что настоящая реальность здесь. В квартире деда и бабушки.
