чтобы в случае чего забросить их обратно в Россию, но как бы там ни было, ситуация на западных рубежах стабилизировалась и того же Слащева можно без последствий выдернуть и бросить на другое направление, что Михаил и собирался сделать.
К слову, о немцах и вообще о положении дел на западном фронте, то там вопреки ожиданиям все еще было тихо, если не считать небольших локальных боев за «избушку лесника». Несмотря на все предпринятые меры в Германии все же вспыхнула «испанка», плюс тиф.
Почему не атаковали антантовцы у которых пик этой болезни остался позади? Так тоже тиф полыхнул плюс холера. В общем все несли небоевые потери, кои по размеру выходили даже наверное больше чем от жарких сражений, и было не до боевых действий, хотя все к ним продолжали усиленно готовиться. Так помимо зерна в Германию из России шли эшелоны с боеприпасами, в основном со снарядами и взрывчаткой, что производились на заводах в городах перешедших под контроль Климова, из того же Таганрога. В общем ближе к весне полыхнуть должно было знатно.
— А у тебя как дела? — спросил Михаил у жены.
— Да все так же. Работаем потихоньку, как ты говоришь, на идеологическом фронте… идет пополнение бойцов отряда пропагандистов.
— Кто на этот раз?
В «отряд пропагандистов» вливались различная писательская братия и не только писательская, те же художники. Изначально этому способствовало то, что в свите Предводителя состоял Николай Гумилев, ну или скорее то, что он по послал своим друзьям и знакомым предложение от которого трудно отказаться. Жрать-то всем хочется.
В итоге писатели — писали, а художники — тоже писали, то бишь рисовали агитплакаты. Так что все эти Репин, Бродский, Куприн, Бунин, Блок, Северянин оказались в команде Климова, а точнее под рукой Елены, коя ими жестко рулила, а то публика эта очень уж своевольная, много о себе мнящая и только ослабь вожжи, как они пойдут в разнос со своим незабвенным «я так вижу».
— Есенин. Он стал яростно критиковать Ленина со Свердловым за совсем уж зверствую продразверстку и в итоге его чуть не прибило ЧК обвинив в контрреволюции, смог ускользнуть каким-то чудом, причем если ему верить, то реально отстреливался.
— Этот точно задаст жару, — хмыкнул Михаил. — Маяковского бы еще заполучить…
33
Но не зря говорят, что утро вечера мудренее и на свежую голову приходят сразу несколько вариантов решения проблемы, особенно если Судьба чуть ли не сама сует в руки «золотой ключик». Вот и Климов, просмотрев список граждан, что жаждали личной встречи с Предводителем для решения каких-то проблем или шли с некими предложениями (большую часть он отфутболивал в соответствующие службы в том числе психиатрическую) зацепился взглядом за пару ничего не говоривших ему фамилий, но с пометками секретаря, что они из армии Краснова. Ну и сопровождение от атамана Миронова с ходатайством, принять и выслушать.
— Пригласите эту троицу в первую очередь, — приказал он своему секретарю.
Троица заявилась немедленно под охраной. Их разоружили, но казаки они ведь и без оружия опасны. Не ниндзя конечно, но рисковать не стоит.
— Слушаю вас, станичники, — прочтя письмо от Миронова. — Филипп Кузьмич за вас поручился.
— Есаул Харлампий Ермаков… Усть-Медведицкая… с покаянием мы пришли…
Говорил казак резко и рублено.
— Просим не преследовать… готовы уйти от Краснова…
— Ясно. Но только вы хотите уйти или…
— Да почитай все!
И снова Михаил понятливо кивнул. А чего тут не понять. Потери большие и предвидятся еще больше. Хабара нет и не предвидится. Да и отношение у деникинцев к казакам не самое толерантное, что довольно странно, но факт остается фактом.
— Вот это уже интереснее. Но понимаете, что вот так вот просто прощения не получить?
— Да чего уж там… понимаем, что отслужить придется…
— Верно, придется.
В голове Климова окончательно сформировалась идея.
— А в штабе у вас из знакомцев никого нет?
— Как же нет? Есть! Хорунжий Павел Кудинов, писарь…
— Идеально! Слушайте, что вам придется сделать для прощения…
Говорил Михаил недолго, после чего спросил:
— Согласны?
— Чего уж теперь… — пробормотал Ермаков кинув быстрые взгляды на своих дружков-спутников. — Согласные мы.
И закрутилось. За сутки сварганили три аэросани, благо, что конструктивно там нет ничего сложного, еще сутки на обкатывание и транспортировка к точке старта, а именно река Вятка, к коей аэросани доставили на поезде по северной дороге, что шла через Вологду.
Вместе с лучшим отрядом спецназа под командованием самого Родиона Малиновского отправилось казаки. На аэросанях они внаглую подъехали к Тенькам, где в это время находился штаб Добровольческой армии. Понятное дело вызвали у местных нешуточный интерес, но и только. Никто не побежал докладывать о них командованию, ведь Родион представился поручиком Малининым из разведки, кроме того свою роль сыграли казаки.
Ну а дальше дело техники, даже языка брать не пришлось. Есаул связался с писарем из штаба и тот дал полный расклад по всем интересующим Малиновского персоналиям. А также предоставил карту города и план здания в котором располагался штаб, ну и его охрану, кою можно было обозначить словом «символическая».
— Два часовых у дверей на входе. Плюс на первом этаже в тамбуре еще пара. Так же можно в число охраны включить дюжину солдат-вестовых.
По-хорошему требовалось проверить все лично, особенно пути отхода, но на это требовалось много времени, а кроме того они рисковали засыпаться на какой-нибудь мелочи, так что предстояло работать сходу, тоже рискованно, но Родион посчитал, что этот риск приемлем и оправдан учитывая персоналии присутствующие в городе, что могли в любой момент его покинуть.
— Нужны какие-то бланки, чтобы вызвать офицера в штаб? Или достаточно будет устного распоряжения через посыльного?
— Хватит устного.
— Отлично! Тогда начинаем.
Родион распределил своих бойцов, дав им адреса. Ну и сам не остался сидеть на попе ровно, благо что молодой и на роль посыльного подходит как никто другой.
Ему достался дом, точнее ресторан, который превратили в бордель. На первом этаже, в обширном зале, офицеры пили и веселились с гулящими девками, догоняясь кокаином, много курили, причем если судить по запаху, то не всегда табак. Откуда-то достали бильярдный стол (хотя может всегда тут стоял), только на нем не играли, а танцевала какая-то девица в неглиже. Многие слышали про парижский «Фоли-Бержер», вот и у себя решили организовать нечто подобное. На вкус Малиновского, получилось прямо скажем не ахти. Вот негритянка в юбке из бананов…
— Вот вы и пропили всю русскую славу… и скурили, — презрительно усмехнулся он, глядя на практически невменяемых деникинцев, вспомнив одну из песен Предводителя.
— Ч-го тебе… быдло? — заплетающимся языком спросил вышедший на крыльцо какой-то поручик, его шатало и похоже сильно тошнило.
Впрочем, если судить по запаху рвоты, то «освежиться» выходили регулярно.
— Я должен передать распоряжение господина генерала Деникина подполковнику Птицину, немедленно явиться в штаб…
— Он не сможет… немедленно, гы-гы… занят он… буэ-э…
Поручика согнуло в рвотном позыве, Родин едва успел отскочить в сторону.
Обойдя блюющего «цвет нации» Малиновский вошел внутрь, ведь в штаб стребовалось вызвать не только подполковнику Птицыну, но и еще нескольким офицерам.
34
— У меня для вас хорошие новости, господин генерал! — войдя в кабинет Деникина, с широкой улыбкой произнёс представитель Антанты французский генерал Морис Жанен.
Сам Деникин выглядел не очень. Осунулся и посерел. После первой неудачной атаки на Казань, через три дня штурм повторили, израсходовав остатки боекомплекта, но не добились ничего кроме дополнительных потерь. Сейчас ждали поставок снарядов и бомб. Их подвозили, но поставки шли медленно, ведь возить приходилось на машинах да гужевым транспортом на санях. Следующий штурм можно будет провести только в конце января, начале февраля.
Противник так же сидел в городах. Другое дело, что где-то севернее, скорее всего возле Арска продолжают собирать добровольцев с мобилизованными и обучать их. Так что если не разгромить противника в ближайшие недели, то красные просто возьмут их навалом, не умением, но числом.
Послы к уральским казакам вернулись ни с чем. Кержаки показывали свою суть упрямцев не желая вмешиваться в не касающуюся их напрямую замятню, собираясь договориться с победителем.
«Или просто не верят, что мы победим, — подумал Антон Иванович. — Но и на сторону противника не переходят. И то хлеб…»
