Книга Лекарство - Ксения Гранд

Отсутствие солнечного света отнимает возможность считать часы. Может, и к лучшему. Иначе я бы уже давно сошла с ума от счета. Как можно жить в постоянном сумраке, спросите вы? Никак. Это больше похоже на плавание в смоляном сиропе. Первый день хочется выть волком: глаза протестуют против отсутствия света, голова тяжелеет килограмм на двадцать. Трудно различать, где ты и что происходит вокруг. На второй день непрекращающегося дождя начинают барахлить легкие, перегоняя по трубам сырую воду вместо кислорода. Не думала, что доживу до третьего, но нет. Третий день, вопреки всем опасениям, принес долгожданное облегчение. Вместо смерти я начала жить. Легкие очистились, мышцы разогрелись, глаза навострились. Человек ко всему привыкает, даже к аду. Это лишь вопрос времени. Мое привыкание ждало критического момента, чтоб протянуть спасительную веревку. Но вместе с облегчением пришла новая проблема – пища. Запасы иссякли, и теперь нам нужно найти что-то съедобное. Если, конечно, мы не хотим умереть от голода (не знаю как Блэквуд, но в мои планы это не входило).

Сегодня лучшая погода за время на Другой стороне. Ни капельки дождя, ни пушка снега. Только деревья, влага и сырость. Увидеть бы солнце хоть одним глазком, но об этом можно забыть, ведь стена настолько высокая, что буквально перекрывает солнечный свет. А о моровах забывать не стоит. Каждый мой шаг сопровождается нервным посапыванием Блэквуда. Мы в лесу, кишащем тварями, которые плохо видят, но отлично слышат. Поэтому нужно идти как можно тише. Я это знаю, понимаю, но поделать ничего не могу. Стоит сделать шаг, как каждый сучок норовит попасть под мою ногу и затрещать под ней с такой силой, будто и не ветка это, а целое бревно. Пока что нам везло. Мы наткнулись на тварей только раз, но что-то мне подсказывает, что это не последняя наша встреча.

С тех пор как мы остались вдвоем, Блэквуд меня избегает. Держится в стороне, уткнувшись в свой компас. Только шипит иногда, чтоб я шла тише. С ним сложно. Не легче, чем пытаться приручить кобру голыми руками. Даже обычный разговор завязать уже целое искусство. Искусство выкуривать кобру из норы. Пару раз мне все же удавалось завязать более-менее внятную беседу, но это было больше похоже на монолог, в котором мне полагалось место за кулисами. В конечном счете это и есть формула нашего общения: Блэквуд говорит, Сильвер слушает. Стоит мне открыть рот, как кобра шипит, мечется и заползает в свою нору. Вскоре мне надоедает, и я перестаю пытаться. Захочет – сам заговорит. А я нет. Слова из меня не вытянешь. Почему я вообще должна с ним говорить? Его же не волнует, что мы третьи сутки двигаемся в гремучей тишине. Теперь меня тоже.

Поиск еды на Другой стороне для меня как открытие новой планеты. У меня мало опыта в подобных вещах. Да, Уинтер Парк находится в окружении лесов. Но ведь вы не думаете, что с детства я только то и делала, что блуждала по лесу в поисках чего-то съедобного? Даже живя на отшибе, можно найти много других занятий, например, заполнение налоговой декларации, чем я, собственно, и занимаюсь с двенадцати лет. Даже те два раза травяной охоты с дядей сейчас оказались абсолютно бесполезными. Дело в том, что большая часть флоры Другой стороны уникальна: там произрастают редкие виды, которых нет в цивилизованном мире. Чего только стоят трехметровые ели и пихты с серыми листьями. Дорожки бордового мха, грибные грозди на ветках, трава с кровавой росой – так много растений, о существовании которых я и не подозревала. Все выглядит таким удивительным и одновременно пугающим. Кто знает, какая напасть спряталась под кустом с ягодами, чей внешний вид напоминает глаз.

Успеваю про себя отметить, что мох здесь растет гуще всего. Его можно встретить везде: на земле, стволах, кустах и даже в воде. Местами он паутиной свисает с веток и растет очень быстро. Иногда требуется всего несколько часов, чтоб протоптанная дорожка от лагеря заросла. Лес не оставляет следов. Он пожирает любые намеки на пребывание людей, и это пугает больше, чем встреча с моровами.

Блуждаю по окрестностям в поисках чего-то съедобного. Глаза так и выискивают знакомые очертания черники или лесного ореха. Да хоть чего-то, чей внешний вид не вызывал бы опаски. Наконец одно растение кажется мне достойным доверия. Куст с мелкими листьями и толстым стеблем. Растущие на нем синие ягоды похожи на терновник. Нарываю горсть, но не ем. Лучше узнать мнение специалиста.

– Это кермиш, – отзывается Блэквуд, едва взглянув на ягоды, – съедобны, полуядовиты. В малых дозах безвредны. Употребление большого количества чревато головокружением, дезориентацией, онемением конечностей и параличом.

– Фу, – выбрасываю горстку на землю. Пожалуй, я не настолько голодна. Может, в следующий раз повезет. Но в следующий раз только хуже. Белые горны, которые я сорвала с шипастых кустов, лопнули и обожгли мне руку. После этого я решила держаться ближе к Блэквуду. Во время охоты мы набредаем на ручей, что я считаю настоящей удачей. Запасы воды давно исчерпались. Опускаю в воду фляжку, но не успеваю поднести ко рту, как Блэквуд вырывает ее из моих рук.

– Нельзя пить воду из непроверенных источников.

– Почему?

Это ведь всего лишь ручей. Что с того, если я выпью…

– У сырой воды высокий микробиологический показатель.

Микробиологический показатель? Когда он уже научится нормально разговаривать.

– Много бактерий, большинство из которых – нераспознанные. Их употребление может навредить организму и привести к летальному исходу.

Летальному исходу? Это уже серьезно. Никогда бы не подумала, что вода может быть такой опасной.

– Условно пригодной к употреблению считается только дождевая вода.

– Дождевая? Разве она не опаснее речной?

– Дождевая вода небезопасна для употребления, поскольку насыщается нежелательными веществами при движении к земле, но в ней отсутствуют вредные бактерии, скопившиеся в застоялой воде. Ее употребление в свежем виде не смертельно, а, значит, допустимо в условиях выживания. Жидкость с остальных источников нужно обеззаразить.