почти тридцать тысяч долларов.
Кади спросила куратора, улучшится ли моя успеваемость, если я стану писать тесты протезными руками вместе с другими учащимися. До сих пор я получала в основном тройки, но Кади полагала, что я способна на большее. Куратор сочла, что попробовать стоит, и назвала стоимость протеза директору, а тот сообщил об этом ученическому совету. В итоге ученики организовали благотворительное мероприятие.
Я опасалась, что, узнав о том, кто меня изнасиловал, или о моей неприязни к протезам, друзья от меня отвернутся. Подводить их мне тоже не хотелось. Казалось, все очень мною гордятся.
Несколькими неделями ранее я дочитала «Ромео и Джульетту», которую в одиннадцатом классе проходят по литературе. Закрыв томик Шекспира, я рыдала от счастья: наконец-то мне удалось нагнать сверстников!
На уроке театрального искусства я рассказала о труппе из лагеря для ампутантов, и мои одноклассники заинтересовались нашими постановками. Учительнице не нравилось, что мы болтаем, но за опущенным занавесом я шепотом рассказала, как играла сельскую плакальщицу в пьесе про ВИЧ/СПИД.
— Вот бы и нам поставить спектакль про нашу жизнь! — воскликнул один из парней.
— Про диеты, расставания, агрессивных бойфрендов, — подхватила девушка.
— Вместо этого мы играем скучную тягомотину, интересную только взрослым, — посетовала другая.
— А ну тихо! — прикрикнула на нас учительница.
Одноклассники меня любили, но я боялась, что это изменится в мгновение ока.
Во время того интервью в библиотеке ни про войну, ни про Абдула меня не спрашивали. Поначалу я вздохнула с облегчением, но потом пожалела, что не рассказала всем правду.
Перед началом концерта я должна была подняться на сцену и сказать несколько слов, что тоже добавляло мне нервозности.
— Всем привет! — проговорила я в микрофон. В зале было яблоку негде упасть. — Спасибо, что так много для меня делаете!
Рядом со мной на сцене стояли члены группы Sum 41. Не имея опыта публичных выступлений, шутить на сцене я не отважилась, хотя в голове крутилась фраза: «После концерта всех девочек прошу подняться на сцену и познакомиться с этими симпатягами!» Девчонки, сидящие в первых рядах, буквально пожирали музыкантов глазами.
Концерт получился веселым, но мне танцевать не хотелось Вт я стояла в сторонке и смотрела. В перерывах между песнями члены группы говорили о влиянии войны на детей и призывали мировых лидеров активнее участвовать в урегулировании конфликтов. До приезда в Канаду я не подозревала, что войны ведутся по всему миру и что больше всех в них страдают дети. Во многих странах были подобные мне юные жертвы, изувеченные ружьями и ножами.
Когда я спускалась со сцены, ко мне подошла знакомая учительница.
— Тебе нужно написать книгу, — сказала она. — Я заставила бы всех своих учеников прочитать ее!
Тем вечером по дороге домой я размышляла над словами учительницы. Она не первая предложила мне написать историю своей жизни. Не верилось, что у такой книги будет много читателей, даже если мне удастся ее написать. Засыпала я с мыслью, что такая книга, по крайней мере, развеет мифы, сложившиеся вокруг меня.
Теплым летним вечером 2007 года написание книги стало реальностью.
Парой дней ранее Кади объявила, что репортер, которая брала у меня интервью сразу после моего прилета в Канаду, хочет написать продолжение. И вот теперь журналистка по имени Сьюзен сидела напротив нас с Кади и беседовала со мной о школе.
— Ты слышала об Ишмаэле Бихе? — спросила Сьюзен в конце разговора.
— Нет, — ответила я.
Ишмаэль оказался бывшим малолетним бойцом из Сьерра-Леоне, написавшим о своем детстве книгу, которая стала бестселлером.
— Бестселлером! — воскликнула я. — Неужели на Западе кому-то интересно читать о Сьерра-Леоне?
Сьюзен кивнула. На следующей неделе Ишмаэль собирался в Торонто. Национальная газета «Глоуб энд мейл» планировала опубликовать мою историю параллельно с историей Ишмаэля.
Уже собираясь уходить, Сьюзен обернулась.
— Мариату, ты хотела бы встретиться с Ишма-элем?
Я нервно сглотнула, вспоминая малолетних бойцов, отрубивших мне руки.
— Даже не знаю, — пробормотала я. — Можно мне подумать?
Малолетние бойцы вспоминались мне очень-очень часто. Кади и Абу оберегали меня от сьерра-леонской политики, но из Интернета я знала, что во Фритауне учредили Специальный суд[7], на котором слушались дела бойцов и их командиров, по приказу которых насиловали и калечили людей.
Что я сделала бы, окажись однажды на таком суде? Что я сделала бы, снова увидев парней, изувечивших меня?
Сначала меня душила злость. Я надеялась, что Специальный суд приговорит юных головорезов к смертной казни.
Но потом мне стало тошно от собственной злости, и со временем я поняла, что казнями проблему не решишь. Подобно мне, те бойцы были детьми, угодившими в гущу событий, которые не могли контролировать. Может, когда повстанцы рыскали в буше, они думали о своих родителях и сестрах; может, совсем как я, страдали от страха и одиночества.
В итоге я поняла, что при всем желании не могу их осудить. Даже окажись те парни передо мной, я не хотела бы навредить им ни словом, ни делом. Тюрьмы юным мятежникам не избежать, но я не собиралась обрекать их на страдания. Напротив, представляла, как смотрю на тех парней и говорю им:
— Надеюсь, вам очень стыдно за то, как вы со мной поступили. Но я вас прощаю.
В выходные Сьюзен позвонила убедиться, что мы прочли ее статьи в газете. Воскресным вечером, часов в восемь, я сидела в спальне одна. Взяв свой мобильный, я набрала номер Сьюзен, решив про себя: если не дозвонюсь, откажусь от этой затеи.
Сьюзен ответила.
— Привет, это я, Мариату, — начала я. — Как дела?
— Отлично, а у тебя?
— Тоже хорошо. Как девочки? — Журналистка рассказывала, что у нее две маленькие дочки.
— Прекрасно, — ответила она. Похоже, Сьюзен почувствовала мою нерешительность и спросила напрямик: — Мариату, у тебя точно все в порядке?
— Я хочу встретиться с Ишмаэлем! — выпалила я, не успев даже как следует подумать.
— Думаю, я смогу это устроить, — проговорила Сьюзен.
Три дня спустя я стояла перед большой старой церковью в центре Торонто вместе с Абу, Кади и Сьюзен. Агент Ишмаэля сказал, что мы можем провести частную встречу с ним до начала выступления и автограф-сессии.
Увидев Ишмаэля, я вздохнула с облегчением. Круглое лицо, высокий лоб, вьющиеся волосы — внешне он совершенно не походил на парней из Ма-нармы. Я тотчас почувствовала, что нашла друга, как это ни странно при встрече с бывшим малолетним бойцом.
Разговор с Ишмаэлем Абу начал со сьерра-леонской еды.
— Скучаю по листьям кассавы и жгучему перцу! — пожаловался он, пробуя сэндвич в кофейне.
Ишмаэль сказал, что живет в Нью-Йорке, и
