на этот зов, признавшись, что спрятался из страха[166]! Но страх был только первым следствием греха. Дальше было только хуже.
2. Жестокие поступки, жестокие наказания, жестокие авторитеты. Если страх был первым следствием греха, описанным в Быт. 3, то очень скоро за ним последовало кровопролитие, когда Бог одел Адама и Еву в кожаные одежды, а их сын Авель принес жертву из своего стада. Однако прошло совсем немного времени, и пролилась первая человеческая кровь. Каин убил Авеля, отомстив ему за нанесенную «обиду» сверх всякой меры. Ко времени исхода из Египта появился Моисеев закон, в котором была сделана попытка сдержать кровопролитие, ограничив месть принципом «око за око»[167]. При этом тот же Моисеев кодекс предписывает предавать смерти за нарушение любой из Десяти заповедей, кроме последней («не желай»). И когда Израиль устроил недозволенное празднество у подножия горы Синай, Моисей не стал долго думать. Препояшьтесь своими мечами, сказал он верным левитам, «убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего»[168]. Когда Иисус Навин принял власть от Моисея, народ, обещая быть послушным ему, был весьма категоричен: «Всякий, кто воспротивится повелению твоему и не послушает слов твоих во всем, что ты ни повелишь ему, будет предан смерти»[169]. В 7–й главе Книги Иисуса Навина Израиль побивает камнями Ахана и его семью; в 15–й главе Первой книги Царств Самуил разрубает пред Господом амаликитского царя Агага; а в 18–й главе Третьей книги Царств Илия убивает четыреста пятьдесят пророков Ваала. По всей видимости, свобода вероисповедания была у Израиля в списке ценностей далеко не на первом месте.
3. Жестокое богопоклонение. По ходу библейской истории человеческое общество становится все более жестоким. Причем люди ожидают всякого рода жестокостей не только со стороны человеческих властей, но и со стороны Бога (богов), их поставившего. Впечатление такое, что чем дальше, тем более жестокими видятся человеку как человеческая, так и Божественная власть. Страх, поразивший Адама, не остался без последствий.
Таким образом, дабы «не обмануть» ожидания народа, привыкшего считать божества жестокими и вспыльчивыми, великий небесный Бог решил говорить с ними на понятном им языке и совершать понятные для них поступки. С древних времен неотъемлемой частью богопоклонения стали жертвоприношения животных; а от них было недалеко и до приношения детей. Бог предпринял определенные шаги, чтобы удержать людей от этой самой жестокой богослужебной практики, сначала повелев Аврааму принести в жертву Исаака, а затем в последний момент заменив его на ягненка[170] и предвосхитив тем самым жертвенную смерть Того, Кто положит конец всякого рода кровавым жертвам.
И все же, когда Израиль вышел из Египта, Бог снова повелел, чтобы вместо каждого первенца в семье приносилось в жертву животное[171], показав тем самым, что подобная угроза для детей отнюдь не миновала. В 11–й главе Книги Судей Израилевых Иеффай, один из судей, по обету вознес во всесожжение собственную дочь (этот вопрос остается спорным, до сих пор среди исследователей нет однозначного мнения — прим. ред.); в 3–й главе Четвертой книги Царств моавитский царь отпугнул наступавших на него израильтян, принеся во всесожжение своего первородного сына, который должен был унаследовать после него царство[172]; Манассия, дольше других царей правивший Иудеей (55 лет)[173], тоже принес в жертву своего сына; даже пророк Михей поставил жертвоприношение своего ребенка на первое место в перечне возможных жертв: «Разве дам Ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего — за грех души моей?»[174].
Ветхий Завет проникнут деспотическим духом, в нем много страха и жестокости. Не рассуждай! Твое дело — выполнять и не задавать вопросов! Это в значительной мере объясняет, почему у Синая, где произошло откровение Бога в Ветхом Завете, Бог явился людям столь жестоким и безжалостным, угрожая смертью любому животному или человеку, кто осмелится слишком близко подойти к горе.
Первые намеки на прецедентно–ориентированный подход?
Каким бы деспотическим ни казался нам Ветхий Завет, в нем описаны несколько весьма примечательных случаев, когда необходимость учитывать человеческие чувства и страсти заставляла людей каким–то образом обходить «нерушимый» закон. В результате они применяли своего рода «прецедентный» подход. Именно так поступили израильтяне, предложившие вениамитянам добыть себе жен в обход ими же (израильтянами) данной клятвы[175]. Еще более проникновенный случай, когда чувства взяли верх над клятвой, произошел с народом израильским, когда Саул весьма опрометчиво наложил заклятие на народ, пригрозив смертью всякому, кто что–либо съест до захода солнца в тот день. Когда Ионафан по неведению нарушил это заклятие, съев немного меда, Саул поклялся его убить. Но на его пути встал народ: «Жив Господь, и волос не упадет с головы его на землю, ибо с Богом он действовал ныне. И освободил народ Ионафана, и не умер он»[176].
Впрочем, помимо этих примечательных исключений, в Ветхом Завете есть множество свидетельств о том, что прецедентный подход и в самом деле превалировал в ветхозаветной повседневной жизни. Нагляднее всего он проявляется в Книге Притчей Соломоновых, где соседствуют, казалось бы, противоречащие одно другому высказывания: «Не отвечай глупому по глупости его…» и «Отвечай глупому по глупости его…»[177]. Своды законов составлены гораздо более искусно. Очевидно, авторитарная система воспринимает прецедентный подход как угрозу для закона.
Однако Новый Завет — это совсем другое дело, поскольку мысли, высказанные Христом, указывают на радикальную трансформацию представлений об авторитете и послушании. Нам нужно понять, что это за трансформация, иначе мы не сформулируем по–настоящему христианский подход к послушанию сегодня. Кроме того, это крайне важно для понимания трудов и жизненного опыта Елены Уайт, особенно в свете трансформации ее собственных представлений об Иисусе, когда в ее глазах Он из подчиненного по рангу Сына Божьего стал Богом во плоти, обладающим жизнью — «самобытной, незаимствованной, изначальной»[178].
Новый завет: иной взгляд на авторитет
Но если уж мы взялись противопоставлять один Завет другому, то нужно отметить, что здесь мы можем опереться на авторитет Иисуса Христа, ибо Иисус Сам подчеркивал подобные отличия, не преминув их охарактеризовать. В то же время, однако, Он говорил об этих различиях в контексте непреходящего авторитета Ветхого Завета, единственной Библии, которой располагали Иисус и апостолы.
Это отчетливо видно в Нагорной проповеди из 5–й главы Евангелия от Матфея. Шесть раз Иисус
