Книга Хлорофилия - Андрей Викторович Рубанов

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71

Илона снисходительно улыбнулась:

– Тогда иди работай.

– Сначала мы закончим.

– Ты сказал, случилось что-то важное.

– К черту все важное. Я не собираюсь отказываться от удовольствия. Это глупо и не по-мужски. Пусть весь мир рухнет, но мы должны закончить.

– О Боже, – простонала Илона. – У вас, людоедов, все так сложно! «Мир рухнет»! Откуда ты знаешь, что он рухнет?

– Я журналист. Я знаю многое.

– Только не гордись собой так сильно.

– Хорошо.

– Тебе удобно?

– Да.

– А так?

– Еще удобнее.

– Мне все говорят, – гордо сказала Илона, – что я приятная.

– Прекрати. Я не хочу слышать про «всех».

– А что тут такого? У тебя есть жена, у меня – другие мужчины.

– Например, Моисей, – подсказал Герц.

– Моисей не мужчина, – строго поправила травоядная. – Он «друг». Ты не поймешь. Я ему должна. Он – мне. Это у людоедов никто никому не должен. А здесь, внизу, другие правила. И вообще, это тебя не касается. Хочешь, я сделаю вот так, а потом вот так, и ты…

– Хочу. Сделай.

– И еще вот так. Людоеды этого не умеют, правда?

– Правда. Не умеют.

– Только ты сначала расслабься.

Он дрожал, хрипел, он прокусил себе губу, он задохнулся и даже, наверное, на какое-то время отделился от простыней и воспарил, невесомый. А за стеной кто-то продолжал извлекать из губной гармошки красивые и печальные звуки.

Садясь в такси, огляделся. Поискал серый «кадиллак», не увидел. Впрочем, они могли сменить автомобиль. «К черту их, – решил он. – Еще раз увижу – выдерну из штанов ремень и пряжкой по пластиковым мордам… Чтобы не разрушали персональный психологический комфорт».

Правда, копить злобу не хотелось. Лениво было. Савелий устроился полулежа на заднем сиденье. После визита к бледной подруге ему нелегко давалось возвращение к обычной жизни – быстрой, активной, требующей мыслительных усилий и мгновенных реакций. Людоедский мир с его страстями раздражал и утомлял, в постели Илоны было проще, спокойнее и приятнее: главное, чтобы у изголовья стояло несколько бутылок воды, остальное не имело значения.

Несколько недель назад Герц нашел способ переключения: чтобы сравнительно безболезненно выбраться из травоядного мира, надо прочитать хотя бы полстранички из Священной книги травоедов.

Вздохнул, оглянулся. Ничего подозрительного. Набирая скорость, машина выбиралась к въезду на северо-западную эстакаду, ультрасовременную, законченную меньше года назад: тридцать полос первоклассного резиноасфальта, аварийные и технические лифты, тысячи контрольных видеокамер. Тут невозможны пожары, столкновения и вообще какие-либо нарушения порядка. Через каждые пятьдесят метров в воздухе парили голографические дацзыбао: «Пей байкальскую воду и процветай», «Проект «Соседи» – лучший способ прожить тысячу жизней».

Если китайцы перестанут платить, подумал Савелий, это техногенное чудо будет последним сооружением здешней цивилизации самодовольных сибаритов.

«…Сильным мира сего, князьям и мужьям государственным скажи: плачьте и бойтесь, ибо кончилось ваше время. Не возьмете ничего с подданных своих. Давно уже все взято, кроме праха, который внизу, и света прозрачного, который наверху. Не обложить вам податью тех, кто тянется к лучам желтой звезды. Не пополнить ряды воинов своих. Никогда не станет воином и солдатом стебель зеленый, даже если б захотел, и не пойдет по приказу вашему убивать себе подобных, даже если б убивали его самого. Ибо стебель не сражается, но растет.

Купцам, ростовщикам и менялам скажи: бойтесь и плачьте, ибо кончилось ваше время. Давно уже вами куплено все и все продано. А иное тысячу тысяч раз куплено и продано. А иного еще не существует, а все равно куплено и продано. Но не купить и не продать вам праха и света прозрачного. У последнего нищего есть весь прах вокруг него и весь свет прозрачный над ним. Скажи им так и повтори, если не поймут: плачьте и бойтесь, все можете обменять на металл желтый, но желтую звезду не обменяете.

Ворам, лихим людям скажи: бойтесь, ибо кончилось и ваше время. Кто растет, тот не строит стен высоких и не запирает дверь на замок прочный. Стебель не копит имущество, но тянется вверх.

Инженерам, ученым, мудрецам и книжникам скажи так: тысяча тысяч книг написана, тысяча тысяч машин создана вами, но внизу все тот же прах, а вверху все тот же свет прозрачный. Где польза мудрости вашей? Вы говорите, что умеете в мертвой пустыне вырастить рукотворный сад, и это так; но уже вы погубили тысячу тысяч садов нерукотворных, и тысячу тысяч мертвых пустынь произвело на свет безумие вашей мысли. Плачьте и бойтесь, ибо ничтожный стебель живой, бессловесный и кроткий, в тысячу тысяч раз мудрее тысячи тысяч мудрецов, и тысяча тысяч инженеров не разгадают секрета роста его.

И нет там секрета. Кто растет, тот поймет. Кто укоренен во прахе, тот сам себе князь, и купец, и меняла, и вор, и инженер, и мудрец…»

Когда меж стеблей показались розово-серые уступы башни «Чкалов», Валентина позвонила снова.

– Где ты, когда будешь? Он не уходит. Сидит, ждет тебя. Говорит, будет ждать до тех пор, пока не дождется. Нет, не из милиции – но похож. Серьезный дядя, на вертолете прилетел…

– Наверное, это из-за твоего секретного сибирского доклада, – предположил Савелий.

– Не знаю, – нервно ответила Валентина. – Мне уже все равно.

5

Герц выдержал характер: сначала прошел за стол, утвердился в кресле, неторопливо расстегнул пиджак. Только потом бодро спросил:

– С кем имею честь?

Незнакомец протянул скромнейшую визитную карточку и улыбнулся:

– Мое имя вам ничего не скажет. Допустим, Иванов. Иван Иванович. У нас говорят: главное не фамилия, а должность.

Герц изучил текст на карточке, проникся:

– Да, должность серьезная. Внушает, так сказать. Значит, Иван Иванович. Отлично. Чем обязан?

Над крепкими плечами «Ивана Ивановича» реяла, слабо мерцая, неопределенно-симпатичная физиономия. Дружелюбие, казалось, стекало с подбородка и капало наподобие слюны. Савелий ощутил покалывание в области затылка. Незваный гость явно использовал интерактивный спецгрим. Это мы знаем, враждебно подумал Савелий. С таким обаяшкой можно просидеть целый день, обмениваясь мнениями о самых щекотливых вопросах современности, но через десять минут после расставания лицо собеседника начисто исчезает из памяти. Как и содержание разговора.

Смотреть в невинную простоватую физиономию было бессмысленно, и Савелий сосредоточился на руках гостя: ладони в мозолях (спортсмен; впрочем, в корпорации «Двоюродный брат» все спортсмены), ногти холеные (следит за собой; впрочем, в корпорации «Двоюродный брат» все следят за собой), сухие крепкие запястья, молодая кожа. «Максимум мой

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71