ведьм. А пока слушай, пора рассказать о Мире Мечты. Ты видела маски хранителей и стражей?
Я кивнула. А сама подумала: причём тут маски, если мы о ведьмах? Может, они научат меня летать получше? И где их увидеть? На шабаш, что ли, ехать?
— Раньше птеродактили — предки твоего Соломона — были вместо хранителей и стражей, — ровным тоном продолжал Кот.
Мне вспомнилось, как о Мире Мечты мне рассказывал Артур, когда я только вернулась сюда. Когда мы шли по улочке, когда сидели на скамейке, когда весь мир вмещался в прикосновение наших ладоней. Когда отзывался во мне каждый его вздох и каждое слово. Когда я верила, что впереди у нас — бесконечное счастье, ведь мы вместе.
Как же давно это было.
Как же щемит в груди от мысли, что сейчас он не здесь. Что я не с ним. И мысли, они бегут беспокойной вереницей, и одна печальней другой: куда мы идём? Что у нас будет после того, как приключение это кончится? Я дойду до Костра, я сделаю то, что должна — а потом? И где вообще Артур? Что с ним? Он молча исчез, сошёл с тропы, ни весточки от него — ничего.
К горлу покатил ком. Захотелось то ли заплакать от одиночества, вдруг нахлынувшего на меня, то ли вонзить ногти в ладони, чтобы отвлечь себя болью. Но разве сильные ведьмы плачут? Разве им бывает больно?
— Всё хорошо, Мирослава, — прошептал Соломон, и слова его сперва отскочили от меня, отразились, подобно солнечному лучу, что отражается от ледяной корки и ослепляет смотрящего, а потом вдруг они отогрели верхний слой, расковали мой лёд и попали в самое сердце. Кокон беспокойства исчез.
— Знаешь, ты и сам волшебный, Соломон, — тихо сказала я, чтобы Кот не услышал. Соломон потёрся пушистой головой мне о щеку.
— Они оберегали Мир Мечты, как и многие другие миры, — продолжал Кот, делая вид, что не замечает того, как я отвлекаюсь. — Маски — даже не дань памяти тем временам. Без них у хранителей теряется вся сила, поскольку маски эти созданы из настоящих птеродактилей, из их кожи и черепа.
Я представила громадную птицеподобную животину, с которой снимают скальп. Меня замутило.
— А почему птеродактили?
Кот не ответил.
— Мы и сами не знаем, Мирослава, — сказал Соломон. — Так было слишком давно.
— Твоё важное дело — отрезвить ведьм. Вывести их из полусна, где они живут из-за глупости и страха.
А это к чему? Мы же вроде о хранителях говорили. Надо было слушать его внимательнее.
Я представила, как по знакомым улочкам полетят толпы ведьм на мётлах, а за спинами у них будут котлы с зельями.
— Нет, — сказал Кот, отвечая на мои мысли. — Ты сама ведьма, ты должна понимать. Погрузись в себя.
Я закрыла глаза. Нога всё ещё ныла, но уже не так сильно.
Перед глазами замелькали кадры. Лицо Артура, почему-то окружённое светом, мама со стариком на фоне пустыни, кладбища с черно-белым фото отца. Вновь непомерное одиночество захлестнуло, набежало волной, но отступило. «Я ведьма. Всё будет хорошо», — сказала я себе.
И услышала плеск воды.
Я плыла по ручью, и словно из густого тумана предо мной представали женщины. В платьях, в обносках, в формах. Худые, полные, чрезмерно толстые, средние. Совсем юные, старые, мои ровесницы. Они проплывали — верней, это я проплывала — мимо, но меня словно никто не замечал. Одни говорили с цветами и обнимали деревья, тоскуя по смутному, почти позабытому умению слышать их голоса, видеть мысли и сны растений. Другие смотрели на пламя свечи, надеясь и боясь, что однажды огонь заговорит с ними. Некоторые опускали стопы в ручей и смотрели мне в лицо, словно могли зреть то, что недоступно другим. Однако когда я махала им рукой, они будто каменели и закрывали глаза.
И ведь все они жили в этом. И боялись.
Я плыла по всему Миру Мечты, я видела множество ведьм, и редкая из них принимала то, кто она на самом деле. Тут тоска завладевала мной. Сколько лет я сама чувствовала, смутно догадывалась, что во мне сокрыто нечто странное и сильное, но как отмахивалась я от этих мыслей. Списывала их на воображение, на детские и юные фантазии, на что угодно — но не принимала всерьёз.
Сострадание заполнило меня и увлекло в обратную сторону. Я проносилась мимо всё тех же силуэтов, но уже не глядела на них.
Вдруг я открыла глаза.
Холм. Соломон. Кот. Подорожник.
— Знаете, я хочу помочь им.
— Теперь ты готова, — сказал Кот. — Идём. Артур ждёт тебя.
Глава 47. Сомнения
И мы отправились. По тропинке меж сиреневатыми витиевато изогнутыми деревьями, под небом чистой звенящей голубизны. Мы шли по красивейшему месту, но я почти не замечала его. На душе было тяжело. И от этого казалось, что и цветы вокруг, и пение птиц, и полёты тонкокрылых бабочек — всё это было создано будто не для меня, всё это словно проходило, проскальзывало мимо, едва лишь задевая мою кожу полупрозрачными листьями, чуть достигая моего слуха через кокон, сотканный из беспокойных мыслей.
Думала я об Артуре.
Я вроде и хотела увидеть его, и обнять, и склонить голову к плечу, переплести наши пальцы и соприкоснуться ладонями как тогда, в тот наш вечер, в наш первый настоящий вечер, когда я только вернулась. Когда мы сидели так близко, когда весь мир заключался в наших пальцах, в губах, в дыхании.
Но что-то мучило меня. Отчего-то было тоскливо.
От того ли, что не вернуть того времени, полного счастья и надежд? От того ли, что сейчас не было Артура рядом со мной?
Нет. Я просто до сих пор ждала его предложение. И не получала его. И всё думала и думала о том, почему ничего не меняется. Мы словно топтались на месте. И от этого я начинала всё больше сомневаться в том, любит ли он меня вообще. Нужна ли я ему? Важна ли?
Как мне узнать, если он не говорит. Как мне понять, если пока мы в разлуке?
Или это всё из-за неё? Из-за того что я так долго была без Артура — успела охладеть? Но раз я столько ждала его прежде, то это короткое расставание ничего бы не переменило.
Или я просто насытилась Артуром? Остыла к нему? Нет.
Всё не то. Истинная причина была в том, что я наконец увидела настоящего Артура де Вильбурга. Не возвышенного творца, не того
