Внутри царила тишина. На нас смотрели, как… черт его знает, как описать те взгляды, которыми одарили нас ратманы. В тишине Амара велела начинать голосование.
И что вы думаете? Бантруо Рейл стал новым бургомистром Норатора. За него отдали голоса девяносто восемь ратманов. Лишь дюк всех дюков был против.
Наконец-то я получил в свое законное распоряжение и Норатор.
Прекрасное представление, мне даже самому понравилось.
* * *
Дядюшка остался с ратманами, я же, Шутейник и Амара спустились снова вниз, к повозке. Оставалось еще одно дело.
Селитра.
Вчера вечером в Счастливом совершенно внезапно — и по высочайшему указу императора — организовали таможенный пост, каковой пост удачно перехватил караван из хогговских гор с грузом селитры и не дал погрузить его на корабли Нортуберга, имевшие контракты на поставку селитры в Адору. Одновременно с постом — совершенно внезапно! — в залив при поселке вошли корабли, некогда принадлежащие Морской Гильдии — а ныне приписанные к флоту адмирала Кроттербоуна. Они блокировали суда Нортуберга. Создалась патовая ситуация.
Я ждал. Скрипнула дверь. Туша дюка всех дюков протиснулась, выдавилась из двери на крыльцо. Я подождал, пока дюк всех дюков, колыхая свои необъятные телеса, спустится вниз и, отойдя чуть в сторону, дал знак начать разговор.
Голова-глыба наклонилась, мотки золотых цепей оловянно брякнули друг о друга.
— Приветствую еще раз, — сказал я спокойно.
Со стороны дюка всех дюков раздалось раздраженное сопение.
— Пых-пых… Император… Твои люди отобрали груз, который хогги добыли в горах Тервида. Моя община будет недовольна, если груз не будет перегружен на корабли Нортуберга…
— Груз? — Я приподнял брови как бы в великом удивлении. — Где? Когда? Оплачен ли был этот груз?
— Оплачен, император. Пых-х… пых-х… Груз с гор Тервида, добытый потом и кровью моих соратников…
Ах ты скотина, кровопийца ты чертов, да ты сам пьешь кровь и пот своих соратников, мразь, клещ-переросток!
Я изобразил величайшее внимание.
— Возможно, случилась накладка! Я спешно расставляю кругом таможенные посты, которые были похерены моим отцом, отданы в откупы и не приносили казне ни малейшей прибыли. Так что же за груз?
— Пых-фых… Двадцать мешков селитры, император. Груз сейчас под Норатором, в Счастливом. Если ты не отдашь груз, весть о великой несправедливости разойдется по всем домам хоггов…
— Ай-ай… — покачал я головой. — Думаю, что нужно во всем разобраться на месте. Где, говорите, этот груз? Счастливое? Ведь это недалеко отсюда. Что ж, нужно поехать и во всем разобраться!
— Хых… я поеду с тобой, император.
— Пожалуйста, господин Баккарал, буду только рад!
Отлично. На это я тоже рассчитывал. Благо из Норатора не так далеко ехать к этому поселку контрабандистов, как из Варлойна. Да, дело можно решить, полагаясь на соратников, но пока я хочу держать все узловые проблемы под личным контролем, а порох — одна из важнейших проблем сейчас. Лишь большей части порохового запаса Адору, приобрести порох для Санкструма.
Мы выдвинулись к поселку. Я по-прежнему в повозке, рядом Амара, Шутейник же остался помогать дядюшке обживаться. За нами грохочущий кортеж Алых, а позади — рыдван самого Баккарала, и двадцать человек его охраны.
Не буду описывать все перипетии в Счастливом, пожалуй, это уже не нужно. Скажу только, что я лично осмотрел груз на свежем таможенном посте, покачал головой, даже развязал один из мешков и долго изучал снежно-белые кристаллы. Затем кивнул, сказал, что случилась досадная промашка, и велел при мне погрузить мешки на борт купеческого судна из Нортуберга. Баккарал, следивший за мной налитыми глазами спрута, пыхтел, чуял ловушку, но не мог понять, в чем она заключается. А все было просто. Вчера вечером груз в виде селитры был высыпан из проштемпелеванных мешков в наши мешки. Ну, а что же было насыпано в мешки господина Баккарала?
Соль. Чистая поваренная соль была в этих мешках.
Пусть теперь неведомый крейн попробует сделать из нее порох.
Глава 19
Прильни ко мне устами, И стань моей. Когда меня не станет, Ты слез по мне не лей.
— А еще? А еще? Дядя Шутейник?
Мы движемся к Китране на соединение с войском капитана Бришера. Я в седле, Шутейник — в открытом возке. С нами — в возке — парнишка и девчонка, родные брат и сестра из молодежной банды, той самой, что помогла нам с Амарой отбиться от убийц в развалинах храма Ашара. Когда Шутейник заряжает песенку про любовь, парнишка морщится, зато радуется девчонка, ну а когда мой гаер распевает про кровавые поединки — тут все строго наоборот, парень оживает, а девчонка куксится. Они предводители банды, погодки, некогда тощие, казавшиеся привидениями, теперь они выглядят куда лучше и старше. Сперва я принял их совсем за детей, но оказалось, что всему виной грязь и худоба. Парнишке — семнадцать, девчонке — восемнадцать. Оба они повидали такого, о чем лучше промолчать. Оба настрадались. Но при этом хотят мне помочь освободить от дэйрдринов Санкструм. Я взял их, ибо мне нужны люди, знающие окрестности Китраны.
Девушку зовут Дария, парнишку — Горчак. У них общая фамилия, которую они не назовут под страхом пытки, потому что… она напоминает им о родителях, которых пожрал молох гнусной секты. Они брат и сестра, но — без фамилии. Позднее, когда мы вернемся с победой (а как может быть иначе?) я дарую им дворянство и новую фамилию.
Мой меч — моя честь Моя слава и боль, Коль задел мою честь, Сталь отведать изволь.
— Пф-ф! — сестра.
— У-х-х! — брат.
Шутейник давно не практиковался в импровизации, и рад радехонек, что у него есть благодарные слушатели, он просто-таки переполнен энтузиазмом и отбивает такт ладонями. Но не слишком рады этому я и возница из Алых на козлах возка. К счастью, с нами нет Амары, покамест она осталась надзирать за делами Варлойна и помочь мне кое в чем важном… Будь она рядом, не миновать бы перепалки. С нами же в возке — Шурик, которому пошили проклепанные кожаные доспехи на манер тех, в которые облачали кошек в Средние века на Земле. Кот нужен нам, ибо…
— Повтори-ка еще раз, — проговорил я, свесившись с седла. — Кошки признаны дэйрдринами…
Дария нагнулась и почесала за ухом Шурика, который валялся себе на полу возка на мягком коврике. Кот уже привык к ней и не выказывал раздражения. Вот к Горчаку он относился иначе: при попытке его почесать разражался горловым воем, от которого кровь — и это не шутка! — стыла в жилах.
— Опасными и греховными тварями, от которых нужно избавляться, господин Торнхелл!
