что эти звуки, хотя и довольно резкие, издавали корабельные сирены. Однако Хэмптон лежал более чем в полутора тысячах миль от океана и в тысяче миль от любого значительного водоема, где могли плавать корабли; мы решили, что до нас доносились отдельные громкие гудки с железной дороги, проходившей примерно в трех милях к западу от нас. Звуки беспокоили нас около недели, но затем, как и все другие часто повторяющиеся шумы, перестали нас тревожить. Среди дачников ходили некоторые предположения, но, когда мы сказали, что это, вероятно, шум какого-нибудь паровоза, они приняли наше заявление как факт и думать забыли о ночных звуках. Кроме того, что значит небольшой шум, когда рыбалка хорошая? А ловля была прекрасной.
Наше озеро и его окружение обладали только одним недостатком. После наступления темноты здесь становилось довольно холодно, так как озеро располагалось одновременно и на высоком месте, и в глубине холмов. Но днем было достаточно тепло, так что это не имело особого значения.
Однако в первой половине июля наступил период очень жаркой погоды. Тепло было до поздней ночи, и в ранние вечерние часы вода была густо усеяна лодками и каноэ, которые плавали взад и вперед у берега и уходили вглубь озера.
Первый сбой в спокойном порядке нашей жизни произошел как-то вечером во время этого жаркого периода. Мы с Уилсоном чистили на берегу пойманную форель. Было около восьми или чуть позже. Быстро темнело — на озере почти не бывало сумерек. Едва мы закончили работу, как где-то в юго-западной стороне над озером прозвучал долгий, мучительный крик, словно вопль смертельной агонии. Бросив рыбу, мы с Уилсоном побежали вниз по берегу в направлении коттеджей и нашли там всех женщин и двоих мужчин, сбившихся в испуганную кучку. В ответ на наши расспросы кто-то из мужчин сказал, что кричал молодой Барнаби, который вместе с отцом и матерью занимал один из коттеджей.
Так получилось, что на озере не было никого, кроме молодого человека. Все остальные мужчины, за исключением тех двоих, которых мы встретили на берегу, уехали в Хэмптон пополнять запасы. Когда мать позвала юного Барнаби в коттедж, тот ответил, что «вернется через несколько минут», но по какой-то неведомой причине направился к сгущающемуся во тьме западному берегу. Мать юноши осталась на крыльце коттеджа, провожая его встревоженным взглядом. Двое мужчин, также наблюдавших с берега, обменялись замечаниями по поводу «прихоти» Барнаби.
Начало происшествия оба свидетеля описывали совершенно одинаково, но дальше их истории заметно расходились. Один из мужчин уверенно сказал, что молодой человек начал разворачивать каноэ и перевернулся. Другой с такой же уверенностью заявил, что видел в полутьме, как мальчик вскочил на ноги в каноэ, ударил по чему-то веслом и внезапно с криком упал в воду.
Двое свидетелей рассказали все это, пока мы вчетвером мчались на двух лодках к месту, где мальчика видели в последний раз.
Хотя человек, сказавший, что несчастный случай произошел из-за попытки молодого человека развернуть каноэ, продолжал настаивать на своем, я почему-то чувствовал, что он ошибался. Барнаби, как мне сказали, был отличным пловцом. Учитывая, что он, вероятно, был недалеко от берега, когда упал в воду, я был убежден, что такая ничтожная авария вряд ли исторгла бы у него дикий крик агонии. Нет! Я абсолютно точно чувствовал, что на Барнаби было совершено какое-то нападение и что он пытался отбиться от нападавшего — кем бы или чем бы он ни был — своим веслом и потерпел неудачу. И когда я пытался угадать, с какой опасностью столкнулся несчастный мальчик, мурашки ужаса пробегали у меня по спине.
Я был глубоко убежден, что с Барнаби случилось что-то жуткое и что ему уже ничем нельзя помочь; вид его перевернутого каноэ, когда мы приблизились к нему, послужил лишь отвратительным подтверждением. Тем не менее, зная, что это бесполезно, я настоял на тщательных поисках и вместе с другими снова и снова звал его по имени. Возможно, они и надеялись, но не я. Я знал, что мальчик мертв.
Однако я держал свои мысли при себе, поскольку мои подозрения только усугубили бы ситуацию. Для матери было достаточным ударом узнать, что ее единственный сын утонул, но я сомневался, что ее рассудок выдержит мысль о представлявшемся мне ужасе. Уилсон последовал моему примеру.
Не имея кошек, мы не стали прочесывать озеро той же ночью. Я сказал миссис Барнаби, державшейся на удивление хорошо, что утром куплю что-нибудь в Хэмптоне. Но в Хэмптоне ничего подходящего не оказалось, и нам пришлось изготовить неуклюжую импровизированную кошку из тяжелых веток и крюков.
Отец юного Барнаби хотел отправиться с нами, но я уговорил его остаться с женой. Я чувствовал, что так будет предпочтительней: хотя я и не ожидал найти тело, я сознавал возможность встретиться с чем-то очень зловещим, и я понимал, что для него будет лучше не видеть наши находки. Возможно, он как-то уловил мои мысли, поскольку все же согласился остаться.
Мы погрузили неуклюжую кошку с привязанной веревкой (на всякий случай я купил восемьсот футов) в лодку и с Уилсоном на веслах подплыли к месту, где произошло несчастье. У нас возникли некоторые трудности из-за неудобной формы и веса кошки, но в конце концов нам удалось ее опустить. Казалось, она никогда не достигнет дна. Пятьсот футов — это долгий путь вниз.
Когда, наконец, кошка легла на дно, я сел на корму лодки и велел Уилсону медленно грести. Он так и сделал. У него получилось даже лучше: он практически не двигался. Я подумал, что кошка, возможно, зацепилась за какую-нибудь корягу, но Уилсон заверил меня, что во всем озере ничего подобного было не найти. Потребовались общие усилия восьми человек, по двое на лодку, чтобы вытащить эту штуку.
Мы работали весь день, прочесывая каждый фут озера в радиусе нескольких сотен ярдов от места, где утонул Барнаби. Мы ничего не нашли ни в тот день, ни на следующий, ни в любой другой день в течение недели изматывающего душу труда.
Это был напрасный, но необходимый труд. Иначе мы рисковали не только свести с ума мать и, возможно, отца, но и разрушить наш бизнес. И, конечно, я мог ошибаться.
Коттедж семьи Барнаби опустел на следующий день после того, как мы перестали прочесывать озеро, и какое-то время казалось, что другие тоже вскоре опустеют. Но наши постояльцы, обсудив этот вопрос, решили, что имел место всего лишь несчастный случай, прискорбный, но достаточно частый; и поскольку возвращение прочих дачников домой
