сейчас думать еще и об этом.
– Думаю, это судьба, – Кир подмигивает мне и широко улыбается. Не знаю, судьба это, или мое запоздавшее везение, но рассуждать не хочу. – Теперь домой?
– Мне нужно еще на дачу, – вздыхаю. – Прибрать там все и дом закрыть.
– Как скажешь. Диктуй адрес, вызову нам такси.
– Ты со мной поедешь?
– А чему ты удивляешься? – щелкает меня по носу. – Ты попалась, и отпускать тебя я не собираюсь.
В груди от слов Кирилла разливается тепло. Так уютно становится и надежно, как будто меня только что пристегнули ремнем безопасности, и теперь я готова к любым виражам на американских горках, в которые превратилась моя жизнь.
По пути на дачу я затихаю. Способствует этому и понимание, что ничего непоправимого с бабушкой не случилось. Опасность, конечно, еще не миновала, но хватает и того, что неизвестность перестала нависать. Кирилл берет меня за руку, и я не думаю сопротивляться – так органично и естественно это происходит. Будто всегда только так и должно было быть. Как только выходим из машины возле дачного забора, нас видит соседка, Вера Борисовна и спешит навстречу.
– Здравствуй, Яна, – задыхаясь, она здоровается и останавливается возле нас. – Ну как Анна? Жива? Я чуть с ума тут не сошла!
– Да, сейчас в реанимации, но бабушка в сознании, даже разрешили навестить ее. Доктор говорит, главное, чтобы повторного инсульта не было, – я отвечаю старательно, как пятиклассница на уроке.
– Ну, слава Богу! Я так испугалась, когда к ней заглянула… Это ведь я скорую вызвала. Захожу к Анне за банками, она как раз мне для огурцов обещала. У неё много в сарае лежит, а заготовки делать-то не для кого особо, разъехались все давно. Вот она мне и пообещала, моих-то много, сколько не закрути, все за зиму съедят. Так вот, я только порог веранды переступила, вижу – лежит наша Аннушка полу и вроде как не дышит. Я перепугалась вся, аж давление подскочило. Думаю, ну все, конец это. Стала в скорую звонить, номер-то наш местный я наизусть знаю, уж сколько туда обращались… Хорошо, что я телефон с собой носить привыкла всегда в кармане, а то бы и не добралась до дома, так бы рядом с Аннушкой и слегла…
– Спасибо! – со всей искренностью говорит Кирилл, пока я в ступоре слушаю разговорчивую соседку. – Если бы вы так вовремя не появились, неизвестно, что бы сейчас с Анной Васильевной было.
– И не говори, сынок. Знаешь, меня что-то как будто под руку толкало, и не собиралась я сегодня огурцы эти крутить… А вы закрыть тут все, небось, приехали? – спохватывается Вера Борисовна.
– Да, – киваю я.
– Идемте, я все покажу. Мы ж с Анной, почитай, как родня уже стали, столько лет соседствуем. Всегда рядом, всегда вместе…
Она провожает нас в бабушкин дом, а сама возвращается к себе за ключами. В доме все выглядит так, будто бабуля вот-вот зайдёт с огорода. На столе ее ждёт аппарат, чтобы мерить давление, очки лежат на тумбочке, рядом стоит чашка с уже остывшим чаем, в котором плавают листочки мяты. У меня перехватывает горло. Хватаю эту чашку, выплескиваю жидкость в мойку и полощу.
– Выключи, пожалуйста, все из розеток, – говорю Кириллу, не оборачиваясь. К глазам подступают слёзы.
Пока он обходит дом, лезу в холодильник и складываю все скоропортящиеся продукты в пакет. Потом объясняю, куда вылить ведро, что стоит под мойкой, сама же собираю бабушкины вещи: зарядку от мобильного, тонометр, обувь… Возвращается Вера Борисовна с ключами и помогает нам закрыть дом, показывает, какой замок на какую дверь навешивать.
– Ты хоть звони мне, Яночка, держи в курсе, как там Анна, – напоследок напутствует меня соседка. – Мы же всей улицей переживать будем…
Кирилл провожает до самой квартиры. Внутри, к моему удивлению, разувается и проходит. Но возражать и мысли не возникает. Наслаждаюсь присутствием рядом Кирилла, как тёплым пледом в дождливую осень. С лихвой получаю все то, чего так давно хотела, но не могла себе позволить. Ловлю каждую секунду и откладываю в памяти, потому что совсем не понимаю, что ждёт нас дальше, и боюсь даже о чем-то мечтать. Надо бы предложить ему чаю, что ли, но сделать этого не успеваю. Кир усаживает меня на кухонный уголок, а сам открывает дверцу холодильника. Изучает содержимое, наверняка показавшееся ему скудным – живу-то я в основном одна, потом вытаскивает упаковку яиц, хлеб, помидор, сыр и начинает все резать, а потом обжаривать. Сковородку он догадливо обнаруживает в духовке.
Глава 27
Молча любуюсь видом. Мой кумир с закатанными рукавами рубашки колдует у плиты. Подпираю щеку и без стеснения пялюсь на него. Светлые волосы за время нашей поездки успели прийти в беспорядок, который каждый раз дарит мне небольшое эстетическое удовольствие. Перепутанная кучка кожаных браслетов подчеркивает красивые мужские запястья с рисунком перевитых вен. Он двигается плавно, словно танцует, и этот танец меня завораживает. Все в Кирилле Подольском заставляет мое сердце замирать.
Вопрос – смогу ли я быть смелой и позволить себе его? Вопреки.
– Голодная? – Кир ставит две тарелки на стол и улыбается самой домашней и самой заботливой улыбкой на свете. Это сражает меня наповал, в самое сердце. Среди кусочков желто-белого омлета замешаны поджаристые квадратики хлеба и томата, расплавленный сыр тянется аппетитными нитями.
– М-м-м, да ты прирожденный повар, – тяну, попробовав кусочек.
– Готов баловать тебя хоть каждый день, – хитро смотрит на меня Кир, но я умолкаю. Не продолжаю диалог.
Не готова принять правила этой игры, тем более что в мессенджере висит с десяток непрочитанных от Дыма. Кирилл читает меня, как открытую книгу, и не настаивает. Сейчас он – затаившийся хищник, а я не знаю, что делать: то ли броситься ему навстречу, то ли дать стрекача.
И тогда он меняет тактику. Заходит с другой стороны, и новый приём работает. Он начинает говорить. Как тогда, в кабинете декана, когда он вот так просто взял и признался в самых важных для меня вещах на свете. И самых сложных для него.
– Думаю, мы встретились с тобой неспроста. Сама судьба привела тебя в мои руки. А все, что с нами случилось до, лишь подготовительный этап. Ступеньки на пути друг к другу. Я ведь сразу почувствовал что-то особенное, еще тогда на балконе, когда впервые услышал твой голос. А позже понял, что влюбился. И с каждым разом, с каждой нашей встречей влюблялся все сильнее и глубже, увязал в тебе, твоих печальных глазах, и видел
