уехала, явился Легион в то время, когда вы ушли в город. Вдруг она шпион и желает нам зла? Хоть мы и следили за ней все время пристально…
Это было последней каплей.
Тихий рык вырвался из груди, а я решительно подошла к Виктору и посмотрела ему в глаза, точнее в очки:
— Вставай.
Он не шевельнулся. А я ощутила, как волны жара разошлись от тела, в груди все загорелось. Смешки прекратились, а вот офицеры с угрозой уставились на меня.
— Вставай и пошли, я сказала, — процедила сквозь зубы, сощурившись.
Мужчина дернулся и медленно поднялся, нависая надо мной. Несмотря на мое крайне шаткое состояние, готовое сорваться в неадекватность в любой момент, ведь кулаки чесались, старший Гранд был предельно спокоен. Вокруг него даже ощущался легкий ореол любопытства — что же я предприму дальше, как буду действовать. Мужчина чего-то ждал.
Я развернулась и направилась к лестнице, а после наверх, к его комнате. Открыла дверь и дождалась, пока он войдет, а после последовала за ним и с грохотом хлопнула, заставив его резко обернуться.
— А теперь, когда рядом нет этих типов, способных промыть мозг абсолютно любому человеку, переврав все, что можно, поговорим, — тихо прорычала, все так же держа тяжелый взгляд на мужчине.
Виктор дернулся, словно очнулся, и нахмурился, внимательно разглядывая меня.
— Что столбом застыл? Мы как-то уже уладили, что я знаю все о тебе и твоем прошлом больше некоторых. Так что давай сюда свои вопросы и сомнения. Уладим это чертово недопонимание, — оперлась о дверь, сложив руки на груди. — Нужны доказательства моей непричастности к Легиону и Альянсу, в общем?
Но он продолжал стоять и молчать, словно оглушенный, или впервые увидел меня.
— Если бы я хотела, то давно уже убила бы вас всех. У меня ведь целый месяц был для этого! Абсолютно всех могла отправить на тот свет, благо доступ на кухню открыт. И какой дурак с ходу будет давать этот доступ незнакомым людям, если он якобы может оказаться подосланным Альянсом для вашего уничтожения? А если учесть, что яда у меня завались, так вообще прекрасно! Да-да, я — ядовитая, — ответила на вопросительно вскинутую бровь.
— Ядовитая?
Его что, больше ничего не интересует? Офицеры вывели меня своим недоверием, пытаясь настроить своего обожаемого лидера против меня. А он что?.. Ничего! Молчит и смотрит на меня, как на новые ворота.
А вот и получалось, что в младшем Гранде настоящего агента не увидели, а я, чужачка, сразу под прицелом. Зачем тогда вообще приняли в семью, если столько недоговоренностей и подозрений? Сразу бы избавились или послали куда дальше в пешее приключение. Хотят подловить, как сейчас вот?
— Да, — я помахала рукой, которая из-за злости была покрыта чешуйками, а на пальцах выросли острые тонкие когти. — И слюна.
— И я еще жив?
Я что-то перестала улавливать, к чему он клонил, поэтому нахмурилась:
— И ты еще жив.
Уже успела перейти с ним на «ты». Надеюсь, хоть за фамильярность по шее не получу. И так часто прыгала с «вы» на «ты» в особо нервные моменты. Но я заметила, что отношения у них были на самом деле семейные, с уважением к старшим и снисходительностью к младшим.
А потому не до конца понимала, отчего мне многое Гранд спускал с рук, прощал, хотя офицеры готовы глотку перегрызть за неверный шаг.
Виктор усмехнулся и сел на стол. Я все продолжала стоять у двери, откинувшись спиной на нее и сложив руки на груди, и сверлить взглядом мужчину.
Неожиданно он рассмеялся.
— А у тебя есть характер, ящерка.
Я вспылила, и, похоже, в прямом смысле этого слова:
— Иди на хрен! — и выскочила за дверь, снова хлопнув ею.
Пулей спустилась вниз и влетела на кухню, опять заставив двери корчиться. С силой ударила кулаком по стене, выпуская скопившуюся злость, как когда-то это делала в подростничестве, отбивая косяки дома и спуская пар от накопившихся негативных эмоций. Осколки кирпича разлетелись в стороны, дыхание с трудом вырывалось из груди, неся с собой тихий рык. Я отступила на шаг назад и мрачно посмотрела на углубление в стене.
Немного полегчало.
Обернулась, застав детей, которые с испуганными лицами глядели на меня, сидя за столом.
Нехорошо вышло перед ними.
Я прошла к шкафам и достала оттуда открытую бутылку вина, на котором недавно жарила мясо. А после без объяснений вышла на улицу, где уже царила ночь.
Шла вдоль моря по песку, неся в одной руке бутылку, а в другой обувку, мрачная и не горящая желанием вести какие-либо беседы. В кармане лежал телефон, батарея которого доживала последние часы, и я решила их потратить на музыку, которая всегда приводила меня в душевное равновесие.
Случайный плейлист подарил божественные напевы легендарной группы двадцатого века, которые исполняли прекрасные баллады о любви. Тихо подпевая «Scorpions», я бездумно шла по пляжу, зарывая ступни в еще теплый песок, и время от времени глотала вино, почти не ощущая его вкуса, поскольку никогда не понимала этот напиток, а чего покрепче не нашлось в моих заначках.
Когда прошло около шести песен, я села на песок, поставив рядом берцы, и уставилась в чужое звездное небо, будто оно поделится с ответами на терзающие меня вопросы.
Я совсем не услышала, как у меня появилась компания, лишь заметила движение и почувствовала запах знакомого табака. Ворон сел рядом под боком и так же поднял взгляд в небо. Недолго думая, вытащила один наушник и вставила в его ухо — пусть познает культуру моего мира.
Мужчина вздрогнул и обернулся, с вопросом посмотрев.
— Слушай, — только и ответила.
Не знаю, понимал ли он что-нибудь в текстах на английском, но покорно не снял наушник, составляя мне компанию. Правда, я все никак не могла понять действия мужчины. Почему в гостиной он не вступился? Почему даже не взглянул, делая вид, что меня на данный момент вообще не существовало в зале? А теперь сидел рядом, разглядывал вместе со мной небо и молчал.
В пору обидеться на него, но я слишком устала еще и с ним отношения выяснять.
— Роза, — тихо позвал он и положил ладонь мне на голову.
Я растерянно посмотрела на соседа.
— Тебе опасно здесь оставаться.
Слабый огонек сигареты мигнул и пропал — мужчина выкинул бычок
