как к соперникам. В 1248 году дело едва не дошло до гражданской войны: новоизбранный каган Гуюк захотел отомстить своему бывшему начальнику в походе на Русь – Бату – за прежние обиды. Две армии двинулись навстречу друг другу - но тут Гуюк внезапно умер. Похоже, что кто-то из друзей Бату пожертвовал жизнью Чингизова внука ради единства дедовской державы.
И вот в 1251 году в Каракоруме собирается очередной курилтай последний в истории монгольской империи, хотя никто из участников об этом не подозревает. Партия Бату одержит полную победу. Его друг Менгу станет новым каганом, а сам Бату будет объявлен старшим в роде и избавлен от вмешательства столичных властей в дела его западного улуса – Золотой Орды.
Не менее важны военные решения курилтая. Громадная профессиональная армия требует постоянного боевого применения; вопрос лишь в том, какому из трех открытых фронтов отдать предпочтение: Южному Китаю, Ближнему Востоку или Западной Европе. Китай ближе всего, и поход туда предрешен, но по поводу других направлений есть разногласия. Покойный Гуюк намеревался продолжить западный поход, чтобы под его командой степняки дошли до Ламанша и Пиренеев, превзойдя успехи Бату в Восточной Европе. Но сам Бату не хочет вмешательства чужих войск в дела его улуса; поэтому монгольские тумены двинутся на Багдад и Сирию – завершать разгром мусульманских держав. Командовать западной армией будет молодой Хубилай - брат кагана, а начальником его штаба станет Кит-Бука-нойон, несторианин, способный, по мнению монгольских правителей, найти общий язык с христианами Сирии и Малой Азии. И если европейские рыцари-крестоносцы, владеющие крепостями и гаванями на восточном берегу Средиземного моря, поддержат монгольский натиск, то странам ислама придется совсем туго.
Действительно, притесняемые мусульманами армяне Ближнего Востока помогут монголам так же, как они помогали рыцарям-франкам во время первого крестового похода. Но сами франки отнесутся к идее военного союза с монголами, как к предложению изгонять бесов с помощью сатаны. Почему так?
Охватив половину Европы, католический образ жизни и мышления как бы замкнулся на свои внутренние проблемы, утратил былое острое любопытство ко всему дальнему и непонятному. Даже лучшие представители этого мира разучились находить общий язык с людьми, не похожими на них самих. Вспомним, как в конце 11 века рыцари-крестоносцы обнаружили вдруг, что восточные христиане-византийцы действуют и рассуждают совсем иначе, чем они сами. Но тогда ни один из вождей франков не рискнул обратить свое оружие против греков. А в начале 13 века новые крестоносцы штурмом взяли Константинополь и учредили на месте Византии свою Латинскую империю. Вспомним и то, как в середине 12 века вдохновитель второго крестового похода Бернар из Клерво отвергал предложения о казни еретиков. А полувеком позже другой церковник требовал от северных французов-крестоносцев, покорявших своих южных соседей: “Убивайте всех, бог своих распознает!”
Если европейцы так “сами на себя куют крамолу”, то где уж крестоносцам договориться с монголами! Палестинские рыцари решат, что привычное зло меньшее зло, и помогут своим старым соседям-соперникам против новых неведомых народов, когда в 1260 году армия мамлюков – мусульманских правителей Египта – двинется навстречу монголам. Степняк-мусульманин Бейбарс победит степняка-несторианина Кит-Бука – в этом нет ничего удивительного. Но впервые гибель монгольского воеводы и его бойцов останется неотмщенной это заслуживает внимания.
Дело в том, что в 1259 году умрет каган Менгу, и монгольскому единству придет конец. Грозного Бату уже не будет в живых, а его брат и преемник Берке, не в силах сделать каганом одного из своих друзей, объявит Золотую Орду независимой от центрального правительства. Так же поступит владыка Ирана Хулагу – давний враг Берке, и они тут же начнут усобицу. У Хулагу не останется свободных сил для карательного похода на Египет, и государство мамлюков уцелеет вплоть до нашествия турок-османов в 16 веке. Зато крестносцы сполна пожнут плоды своей недальновидности: уже в 1261 году никейские греки, наладив союз с Хулагу, решительным ударом вернут себе Константинополь. Вслед за этим все твердыни франков на Ближнем Востоке перейдут в руки мамлюков или византийцев - крестоносная эпопея завершится полным фиаско.
Характерно, что не только западная часть монгольской державы расколется после смерти Менгу на враждующие улусы. То же самое произойдет на Дальнем Востоке, причем здесь в роли противников окажутся родные братья Хубилай и Арик-Бука, не питающие взаимных антипатий. Но в ходе долгого завоевания Южного Китая с его влажным субтропическим климатом, губительным для степняков, войско Хубилая сменит свой состав, пополняясь добровольцами из южных горных и лесных племен, издавна противостоящих натиску китайской администрации. Такая обновленная армия не будет иметь ничего общего с войсками Арик-Бука; оба войска провозгласят своих правителей каганами, и вспыхнет гражданская война. Используя огромные ресурсы Китая, Хубилай победит степняков. Арик-Бука сдастся и будет помилован братом но партизанская война жителей восточной степи против “псевдомонгольской” империи Хубилая, принявшей китайское имя Юань, затянется на многие десятилетия. Стихийное сопротивление степняков, обманутых в своих надеждах на вечный мир под сенью монгольской державы, не позволит Хубилаю бросить все силы на завоевание Японии, и государство сегунов Минамото уцелеет так же, как государство мамлюков в Египте. Крупные успехи войск Хубилая в Бирме и Вьетнаме также окажутся эфемерными …
Поучительно сравнить судьбу державы Чингисхана с судьбой Арабского халифата в более раннюю эпоху. И там, и здесь относительно малый этнос создал великую империю и вскоре утратил в ней ведущую роль, а империя распалась на части. Но на месте Халифата остался “исламский мир” – новая средневековая цивилизация, а монгольские завоевания не оставили самобытного долговременного следа. Разделившиеся улусы быстро приняли местную окраску, а царевичи-чингизиды вошли в роль феодальных правителей, забыв веру, закон и язык своих предков. Вряд ли стоит искать причину этой разницы судеб в национальных особенностях арабов и монголов; видимо, их удары лишь подтолкнули естественное развитие огромного евразиатского региона, который переживал в 7 и 13 веках разные фазы социальной эволюции.
В 7 веке новый феодальный способ производства только начинал свое победное шествие по планете в руках новых этносов, и велика была тяга соседних народов, связанных традиционными экономическим узами, к политическому объединению – хотя бы под знаменем новой религии. Долгое соперничество Ирана и Византии кончилось истощением обеих великих держав в этих условиях арабская доблесть имела неожиданный успех. А в 13 веке феодализм уже исчерпал возможности своей эволюции в самых развитых регионах той эпохи – в Китае, Хорезме, Иране, Византии. В итоге завоеватели-монголы, не обремененные изобилием косных социальных традиций, сравнительно легко разгромили своих именитых соперников, но не смогли ни сами предложить им новую
