Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
меня наполняется постижением, словно открывается дорога. Мама знает, что́ произошло: она чувствует изменение в руке.
Я писаюсь – не от страха, а от странной естественности всего происходящего. Мама помогает мне переодеться в сухие трусы и велит не морочить себе голову насчет дара. И не застревать на этом, а иначе он может обернуться проклятием. Я сейчас там и вижу, какое у нее лицо – в первый раз я этого не заметил. Словно что-то теперь решено – и не так, как ей бы хотелось.
Много ли я понимал? Юность – штука чудна́я. Все в новинку и в редкость, а потому никак не сообразить, что́ важно, что́ надолго. А потом то, чего не знал, забываешь. Когда научаешься ходить, кажется, будто никогда и не ползал.
Довольно скоро дом наш уже осаждают ждущие облегчения – не только от отца моего, но и от меня, маленького чудо-ребенка. Дар раскрылся во мне целиком, и пошла молва. В подмастерья к мяснику меня спроворила мать. Понятия не имею, чего ей это стоило – уговорить отца. Теперь-то я вижу, что она хотела отправить меня подальше от всего этого.
И тут вернемся к Фрэнку и к тому, что, как он считает, ему необходимо выяснить. Вот бы знать ему так же ясно и истинно, как собственный любой вдох. Но, конечно же, двигай в путь, Джек[87], наше странствие впереди. В конце пути знание осядет во Фрэнке, знакомое, как его же пять пальцев.
Лежу я у ног сына перед дверью Розы, весь трепещу надеждой. Не видал ее много лет – с самых похорон ее матери. Неловко мне было тогда с ней встречаться, поскольку прежде я обращался к ней за помощью… насчет Летти. С ходу она мне тогда не смогла ничего сказать, и мне ух как полегчало. Будто я приложил все усилия и теперь получил дозволение опустить руки. Думаю, Роза во мне это заметила – что я не был с собою откровенен. Иногда другой человек способен быть зеркалом тому твоему лицу, какое не желаешь видеть.
“Розу кто тронуть не дерзнет”. Не я, не в этот раз, не на последнем моем заходе.
Сперва только шагом, затем все быстрей,
Да, мы в начале наших путей…
Правдивей не скажешь, компадре Комо[88].
Кимчи в Балликалле
Дверь открывает старуха. Может, дело в помаде, а может, в гриве рыжих волос, забранных наверх, но от вида ее возникает некая робость.
– Чем могу помочь? – спрашивает она.
– Я ищу Розу. Розу Уилан, – отвечает Скок.
Она переводит взгляд с него на меня и обратно.
– А вы кто?
– Я Фрэнк Уилан, – он ей, лицо кирпичом. – Сын Билли. Младший. Мы с вами родственники, дальние.
– Правда? А вы? – спрашивает прямиком у меня.
– Скок, в смысле, Том Макграт.
– Мой приятель, – вставляет Скок. – Мы на пляж Ганнах собрались. Двоюродная моя Лена с вами встречалась недавно и что-то такое сказала насчет заехать к вам, если окажусь неподалеку.
– Так и сказала? Вот уж кто персонаж необычный.
– Мягко говоря, – вставляю я.
– Как вы нашли этот дом? – спрашивает. – Вас тут раньше не бывало.
– Заскочили в “Отдых путника”, нам показали там правильный маршрут, – задвигает Скок и врубает обаяние на полную мощность.
Она качает головой.
– Те двое, их еще поди различи.
Это она, кажись, про бармена и второго мужика. И тут я замечаю ее руки – все напрочь в узлах, запястья здоровенные, опухшие. Видал я артритные суставы, но с этими все жуть как плохо.
– Один алкоголик, второй – пожизненный “пионер”[89]. Один вечно таскает на себе второго, – продолжает она. – Бедный Чарлз, с его-то внутренним ухом в погреб тот лазить. Семьи – штука непростая.
Скок кивает, но она глядит на меня. Я опускаю взгляд – лишь бы не смотреть ей в лицо. Но чтоб она не решила, будто я смотрю ей на руки, гляжу еще ниже, себе на кроссовки. Скок заговаривает опять. Рассказывает, как он здесь уже разок бывал, ехал стопом с пляжа Ганнах – и прочую лабуду. Она все переводит взгляд то на меня, то на него. Я подбираю рюкзак с Божком, и Роза на это смотрит так, будто видит Батю у меня в рюкзаке.
– Вы оба-два ловкачи или клоуны? – она нам. – В толк не возьму.
– Мы ничего такого не замышляем, – говорю.
– Нет, но ты-то насквозь Уилан. Вылитый твой отец, – говорит она мне. – А кто вот этот второй ловкач, я не знаю. Во что-то влипли?
– Нет. – Она небось думает, что я полный идиёт. – Просто я не очень-то по части разговаривать, вот мы и подумали… Скок лучше умеет.
– Заходите. Но имейте в виду, я чуть погодя гостей жду.
Она ведет нас в гостиную и велит сесть. Тут прорва мебели – темный, хорошего качества тик; чудны́е финтифлюшки на горке; поверх ковра – половички. Стены увешаны картинами; над камином висит здоровенный кривой меч. Вот где Мурту было б раздолье-то. Если не считать прискорбного душка, какой я ловлю от ковра.
– Ты который из ребят будешь?
– Фрэнк, – говорю. – Близнецы мы с Берни.
– Он седьмой, – добавляет Скок.
– Ты, значит, Фрэнк. Надо полагать, это ты дар наследуешь.
– Ага.
– Или это проклятие? – она мне.
– Что есть, то оно и есть. – Не знаю, что тут еще сказать, поэтому не говорю ничего.
В углу на паузе стоит здоровенный телик: на экране ковбой вцепился в брыкающуюся лошадь, держится из последних сил.
– Жизнь до тарелки, – она нам. – Стоило ли ее жить?
Тарелки? Может, у нее тоже кукуха неисправна, – видать, я поэтому о ней ничего толком и не слышал.
– Как так? – Скок ей.
– Я с прошлого декабря полностью подключена, – она говорит. – Двадцать четыре часа вестернов в сутки. И “Аль-Джазира”.
Спутниковая тарелка, вот она о чем.
– Как семья, Фрэнк?
Выкладываю ей кое-какие семейные новости: почти все наши в Австралии, Матерь работает, у Мурта “Барахлавка”.
– Лена вся в мать свою, – говорит Роза.
Я Ленину мать не очень-то помню, вот и помалкиваю. Скок считает это завязкой разговора и решается спросить, где Роза познакомилась с Леной. Роза отвечать на этот вопрос впрямую, кажется, не хочет, говорит что-то о пересекшихся путях, и все на минуту умолкают. Сейчас или никогда.
– Просто Лена вернулась в Карлоу, и мы потолковали о моем отце, – лезу в разговор. – Лена считает, что вы можете что-то знать из семейной истории. Мне интересно, потому что я седьмой сын и все такое.
Роза с минуту молчит, словно крепко что-то обдумывает.
– Лена способна сложить два
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83