сожалению, через год после моего выпуска профессор, оперируя в одиночку, нанес так много травм пациентам, что правление отстранило его от проведения операций. В мое отсутствие он продолжал оперировать пациентов, которые думали, что попали в руки блестящего хирурга, но у него больше не имелось тайной поддержки, чтобы спасти его от ошибок. Мои отношения с профессором были чрезвычайно стрессовыми и оказывали на меня огромное давление, но при этом дали возможность получить неоценимый опыт.
Я проработал с профессором три года. Чтобы справиться со стрессом, я составил список — сродни списку самых тяжелых пациентов, который мы формируем для утреннего обхода. Перед тем как войти в операционную, я напоминал себе собственные приоритеты: здоровье моих сыновей, необходимость обеспечивать семью и так далее. Такое когнитивное дистанцирование помогало мне снимать стресс перед операциями, которые мне приходилось совершать не только за гранью своего опыта и компетенции, но и втайне от пациентов. В стрессовой ситуации самое главное — это не умение сконцентрироваться, а способность устранить отвлекающий фактор.
Возможности и неопределенность идут рука об руку, поэтому определенная доля тревожности — неотъемлемый элемент успеха. Крещение огнем в операционной профессора способствовало моему профессиональному росту. Напряженные и сложные обстоятельства вызывают физиологическую реакцию. В краткосрочной перспективе они помогают нам собраться, чтобы работать на пике своих возможностей. Однако при хроническом стрессе та же реакция наносит вред телу и мозгу. В течение нескольких лет я работал на пределе. Я научился летать с закрытыми глазами. Мне это удалось, но я по сей день ощущаю вину выжившего. Я был затянут на самое дно до того, как оказался к этому готов, и это стало редчайшим из уроков, которые преподносит нам жизнь.
Стресс необходим, потому что без него невозможен рост. Управление стрессом — способность, укорененная в нашей нейробиологии, но ее надо осознанно развивать. В стрессовой ситуации важно переключить внимание внутрь самого себя. Расширяйте словарный запас, с помощью которого вы описываете для себя чувства, которые испытываете. Пусть ваши эмоции устаканятся. Можете при необходимости обсуждать их или спорить с ними, но вы должны давать им выход. Необходимо постоянно регулировать свои эмоции, иначе стресс будет стихийно развиваться, превратится в хронический и станет появляться без всяких триггеров. Это начало нездорового существования.
Любопытно, что наши попытки сбалансировать мысли и эмоции во время стресса приводят к рождению новых нейронов. Они — ваши союзники, которые помогают регулировать эмоции и восстанавливать внутреннее спокойствие. И это объясняет, почему успешное управление стрессом помогает легче справляться с ним в будущем, позволяя нам выживать и процветать там, где ранее мы, возможно, испытывали трудности.
9. Потеря
К 2003 году у меня за плечами было всего 12 месяцев практики. Официально я носил звание врача с приставкой MD (доктор медицины) после имени, но мне казалось, что медицинские техники и спасатели в бассейне и то понимают в медицине больше меня. Тем не менее на мне был белый халат, и все, за исключением старших хирургов, должны были меня слушать. Впрочем, я отдавал не так уж много распоряжений. В первый год хирургической практики ты не получаешь никакого опыта. Мы вообще редко заходили в операционную, поэтому я посчитал этот год пустой тратой времени.
Но я точно кое-что узнал об ограниченности своих компетенций: у меня появился инстинкт относительно того, с какими проблемами я в состоянии разобраться самостоятельно, а когда вопрос стоит передать выше. В больницах все строится вокруг субординации. Сестры вызывают практикантов, практиканты обращаются к профессорам, а те, в свою очередь, привлекают других специалистов, когда у пациентов возникают проблемы, выходящие за рамки их компетенции. Первый год работы — это не про то, чтобы быть врачом, а про овладение искусством многозадачности.
Многое я узнал и о профессиональных склоках внутри больницы. Большинством проблем с телом занимаются два вида специалистов: профильные врачи и хирурги. Кардиологи помогают кардиохирургам, гепатологи — хирургам, специализирующимся на печени, нефрологи работают с хирургами-урологами, а пульмонологи — с торакальными хирургами. Часто оба специалиста трудятся вместе. И нередко врачи и хирурги сталкиваются лбами. Больница — настоящий рассадник разногласий между службами. Врачи и хирурги спорят о том, каким должен быть следующий шаг в лечении сложных случаев, нередко принимая профессиональные конфликты слишком близко к сердцу. Как правило, когда в лечении задействовано множество служб, последнее слово остается за командой, исторически обладающей бо́льшим влиянием. Я по мере своих сил изучал нюансы внутренней подковерной борьбы, в которой, казалось, не участвовал лишь один человек — хирург-трансплантолог по имени Грег.
«Когда у нас объявится донор, не желаешь со мной съездить?» — спросил он меня однажды. В принципе он мог бы и не спрашивать, потому что уже знал ответ.
Через две недели Грег позвонил и предложил поехать с ним в клинику, в которой опутанная трубками капельниц пациентка ждала пересадки печени. Она наконец дождалась своего донора. Пациентов в очереди на пересадку готовят к операции заранее. Иногда пациент уже подготовлен к трансплантации, но полученный орган оказывается негодным, и человека возвращают в больницу. В стационаре пребывают только самые тяжелые пациенты, которые месяцами ждут своего счастливого случая. Те, кто поздоровее, живут дома в постоянном ожидании звонка.
Мы подготовили пациента к операции, после чего Грег сказал: «Поехали». Орган находился в больнице в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, и нам надо было добраться туда как можно быстрее. Мы спустились на первый этаж и вышли из больницы, у входа которой стоял черный седан с затемненными стеклами и водителем. Мы сели на заднее сиденье. Прибыв в аэропорт, мы не пошли в обычный терминал. Водитель вывез нас на взлетно-посадочную полосу, на которой уже ждал самолет компании Lear. Все было как в гангстерском фильме, но на самом деле такие сервис и спешка были совершенно обоснованными. Вырезанные органы живут ограниченный период времени. Если они долго лежат, то начинают гнить. Поэтому мы не могли лететь обычным рейсом, а преодоление больше 1000 км на винтовом самолете заняло бы слишком много времени.
Мы приехали в небольшую государственную больницу в Санта-Фе. Вместе с ее охранником мы поднялись на лифте в отделение интенсивной терапии. Я нажал на большую кнопку костяшками, чтобы кончики пальцев остались чистыми, и привычные двойные двери открылись. Сцена, которая меня ожидала, была мне совершенно незнакома. Медсестры внимательно посмотрели на нас, когда мы вошли. Мы были чужими в их больнице, иностранцами в их владениях, и они знали, зачем мы приехали. Без сомнений, одна из сестер в течение нескольких недель наверняка делала все возможное, чтобы предотвратить смерть
