цену только пока он может выполнять свою работу. Каждый из нас болен или получил травму. Мы приносим ущерб, а не пользу. И обречены доживать здесь свой век, подальше от хозяев. Чем скорее мы умрем, тем лучше.
Марк судорожно сглотнул. И откуда только в людях столько жестокости? Как же они не понимают! Делая жестокость другому, делаешь ее себе. Ведь мы все — люди, мы одно. Или так считал только он один?
— А ваша родня? Друзья среди других рабов?
— Им запрещено нам помогать. Наша задача — умереть как можно быстрее. И до последнего вздоха продолжать приносить пользу нашим хозяевам.
Посадить бы самих этих хозяев в такие условия…
— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Марк, — Поговорю с Марико. Я ведь теперь надсмотрщик, вот я и буду за вами присматривать.
Кажется, удивится сильнее было уже невозможно. Рабы сидели с открытыми ртами и таращились на него.
— Но, господин, — пробормотал главный, — Ведь ваша задача заставлять нас работать еще усерднее. А не защищать. Госпожа Марико никогда…
— Я разберусь, — повторил Марк, — Обещаю, что я это все так не оставлю. И за вами обязательно будет уход. Как минимум, приведем в порядок минка.
Рабы в изумлении молчали, и Марк постарался сделать лицо попроще.
— Я не шучу. Я правда хочу помочь. А пока, давайте поскорее разделаемся со своим заданием. Марико сказала, что я должен в качестве наказания перебрать вместе с вами рис.
— Да, госпожа любит наказывать так своих подчиненных. Подсылает к нам нормальных людей. Наш вид и запах — уже часть наказания…
— Только не для меня!
Марк запросто уселся прямо на холодный пол. Рабы поспешно начали сдвигаться в стороны, но Марк жестом попросил их остаться рядом.
— Я с радостью вам помогу. Это жестоко — еще и заставлять вас работать. Давайте рис. Я сам его переберу.
Главный указал на дюжину больших мешков в дальнем углу. Энтузиазм Марка сразу поубавился… Да там работы на несколько дней! А надо управиться до рассвета. Эх, он так хотел сам выполнить всю работу, но, видимо, без помощи рабов все-таки не успеть.
Те, что были относительно крепче, встали и собрались тащить мешки. Марк насильно усадил их обратно и сам перетащил все мешки в центр комнаты.
Работа закипела. Не участвовали лишь двое слепых рабов. Они могли только наощупь пересыпать “отсмотренный” рис из глиняных чашек в новые мешки. Для слепых они действовали безупречно! Бедняги привыкли всю жизнь работать. Так что даже потеря зрения им сильно не мешала.
Поначалу Марк справлялся очень лихо. Но спустя полчаса веки стали свинцовыми, глаза начали слипаться. Пляшущий свет лампы убаюкивал, как и монотонный, тихий звук пересыпаемого риса.
Пару раз парень качнулся и чуть не упал носом в чашку с рисом. Прямо как в маршрутке, когда невольно засыпал над телефоном после ночной смены.
Но внимательность надо было сохранять. Рис был совсем плохой. Многие зерна не годились в пищу. А еще попадались мелкие камушки и прочая грязь. Приходилось руками перебирать горсть за горстью. Простое, но выматывающее занятие.
Пока они работали, к Марку тихонько подсел один из рабов, замотанный с головы до ног в дырявые тряпки.
— Марк-сан, это правда, что вы хотите нам помочь? Вы не соврали?
По голосу Марк с ужасом понял, что это женщина. И довольно молодая. Только ее лицо было таким измученным и рано постаревшим, что это было сложно сразу понять. К тому же она явно тяжело болела.
— Да! — твердо ответил Марк.
В душе он уже весь вечер проклинал себя, что потратил все деньги на красивую куклу Юри. Лучше бы выкупил всех этих несчастных и освободил от таких издевательств. А так — деньги на ветер. Даже не трахнул эту пустышку, всякая охота пропала.
— Вы точно не обманете? Опасно давать людям такую надежду.
Марк посмотрел ей прямо в глаза.
— Я всегда держу свои обещания.
Девушка со счастливой улыбкой обняла его. И тут же смущенно отстранилась. Не положено рабам даже прикасаться к тем, кто выше по статусу. Совсем забылась от радости.
— Все будет хорошо, — улыбнулся Марк, — Только дайте мне время.
Работа продолжалась всю ночь, почти весь рис был уже разобран.
Крошечные рисинки плясали перед уставшими глазами. Словно бусинки на шее красавицы. Вот они сверкают и танцуют в хороводе. Окружили Марка со всех сторон. Он танцует вместе с ними. И другие рабы тоже. Калеки вдруг излечились, вскочили со своих мест. Они смеются и плачут от радости, танцуют на здоровых ногах. Как же весело и хорошо!
Девушка-рабыня приблизилась к нему вплотную. Марк улыбнулся ей, протянул руку, чтобы пригласить на танец. Но она вдруг схватила его за плечо и начала грубо трясти.
Стоп! Это не девушка, это Кичиро!
Нет, не Кичиро…
Марк окончательно проснулся и ошалело посмотрел по сторонам. Он уснул, упав лицом в мешок с остатками риса. Рисинки прилипли к носу и щеке, словно прыщи.
Рядом с ним стоял кто-то, замотанный в плащ с капюшоном. Незнакомец бесцеремонно тряс его за плечо, пытаясь разбудить.
— Что? Ты кто?
Незнакомец приложил палец к губам, чуть видневшимся из-под капюшона. Рабы все тоже давно спали, так что в комнате стояла гробовая тишина.
Может ему все еще снится?
Фигура в плаще выпрямилась. Ну и великан! Это явно не Кичиро и не Сатоши. Слишком огромный.
Поднявшись, ночной гость затопал к выходу, сделав знак следовать за ним. И как он только протиснулся сюда? Он же в дверь не пройдет.
Ответ пришел сам собой. Гость спокойно прошел сквозь стены, словно призрак. Что за чертовщина!
Марк стряхнул остатки риса и осторожно выбрался следом за ним. Ему удалось никого при этом не разбудить.
На улице только-только начинало светлеть. Первые рассветные лучи с трудом пробивались сквозь тучи. Марк поежился от пробирающего, утреннего холода.
— В чем дело? Кто ты такой?
Незнакомец повернулся к нему и сбросил капюшон. Это был Огненный Кузнец. Ну конечно! Кто же еще обладал такими внушительными габаритами?
— А говорил, что не владеешь магией, — усмехнулся Марк.
— Это не магия. Я бессмертен и бестелесен. Мой удел: вечно ковать оружие из священного огня.
— Кстати об этом…
Марк неловко стукнул кулаком по ладони.
— Случился небольшой фэкап.
— Чего?
Аа, ну да, это же словечки из другого мира.
— В общем, неприятность одна. Я потерял все свои деньги.
Кузнец продолжал молча на него смотреть, и Марк совсем растерялся. Нельзя так резко будить людей и заставлять вспоминать свои косяки.
— Мне очень-очень жаль, что так вышло. Ведь я уже сделал
